– Если только то, что булькает у тебя в бочонке, не выгнали в этом самом поселке из местного грязного сырья, – заставил себя усмехнуться Витька. – И если в процессе «напивания» ты мне все-таки объяснишь, что у тебя стряслось.
– Ну и хвала богам.
Бочонок глухо бухнул о стол, зашатавшийся под его тяжестью, и Витька поспешил убрать от греха злосчастное зеркало. Если его высочеству даже трезвому на него наплевать, то пьяный он и вовсе смахнет и не заметит. А мэтры потом скандал учинят.
Пока Элмар копался в своем мешке, выкладывая на стол медные кружки и какие-то продукты вперемешку с деталями рыцарского доспеха, грядущий собутыльник осматривал комнату в поисках безопасного места, где можно было бы спрятать хрупкую вещь от двух пьяных мужчин. Убедившись, что ни шкафа, ни сундука, ни даже тумбочки в помещении нет, он засунул зеркало под топчан, надеясь, что ни Элмар, ни он сам, даже напившись, не додумаются сесть с размаху на это хлипкое подобие мебели.
Вернувшись к столу, он обнаружил, что напрасно ожидал увидеть на нем какие-нибудь иномирские вкусности с королевских кухонь, вроде тех, что приносил Мафей. Старший принц оказался по-солдатски суров и неприхотлив: к бочонку прилагались коврига черного хлеба, кусок соленого сала и россыпь каких-то сырых овощей, из которых узнать удалось только лук.
– Наливай, – проворчал Элмар, занятый оттиранием латной перчатки от последствий контакта с салом.
– Э… А как? – растерялся Витька, который с подобной тарой никогда не сталкивался и, как из нее следует наливать, не имел понятия.
– Там пробка есть… А, ладно, давай я сам.
Прозрачная жидкость хлынула в подставленную кружку, и распространившийся по каморке спиртовой запах ясно дал понять, что агент Кангрем слишком мало знает о соседнем мире, раз предположил, что в бочонке объемом около пяти литров, принесенном средневековым принцем с исторической родины, может быть только вино.
– Это что? – не веря своему носу, уточнил он и тут же получил ответ:
– Поморская пшеничная. Не бойся, чистая.
Уточнять, рассчитывает ли его геройское высочество выжрать это все в два рыла, Витька не стал, чтобы не позориться. А вдруг и вправду рассчитывает. А если и нет, ну подумаешь, останется. Не скиснет же. Объем кружек – пол-литра, не меньше, – не испугал, а скорее порадовал: до дна такую не выпьешь, а глотки считать никто не станет, в случае надобности можно будет прикладываться только для виду.
Элмар молча поднял налитую кружку, мотнул головой, приглашая следовать его примеру, и выпил. Так же молча, без тостов, не чокаясь, как за покойника. Может, и не всю, но половину точно. Что ж там стряслось, что беднягу так придавило? Вроде ж все было нормально… Дома что-то не то? Кто-то из друзей погиб, а он только сейчас узнал? И спрашивать неловко, в конце концов, надо будет – сам скажет… Или все-таки лучше спросить? Черт его знает, как оно там у них принято…
В гробовом молчании, лишь изредка нарушаемом хрустом загадочного овоща, похожего на репку, прошло около двадцати минут. Наступающие сумерки, вползающие через крошечное окно, наполняли комнатку тенями, придавая и без того унылой обстановке мистически-жутковатый вид. Тени окончательно скрыли опущенное лицо Элмара, и заговаривать с ним становилось уже просто страшно – не видя ни глаз, ни выражения лица.
Витька помучился еще минут пять, наблюдая, как сгорбленный силуэт напротив прикладывается к кружке, и, не выдержав, зажег коптилку. Элмар вскинул голову, щурясь от света. Он казался немного удивленным, словно давно забыл, где находится, зачем он здесь и кто перед ним. Потом, все так же не говоря ни слова, налил себе еще.
