Это было чистым лицемерием, но что делать? С незнакомцами куда лучше быть деликатным и вежливым, как кот, чем проявлять медвежью искренность.
На самом деле представители артистической тусовки меня никогда не восхищали, а действовали с точностью до наоборот – отвращали и отталкивали. Это только моё личное видение, которое я не только не навязываю, но даже не озвучиваю, но весь этот пестрый, кричащий, блестящий бомонд ужасно утомителен. Хуже стаи павлинов и попугаев, вместе взятых.
Большинство популярных артистов напоминает мне дешёвые стразы, безуспешно пытающие выдать себя публике за бриллиант.
На общем безвкусно-ярком фоне, в большинстве своём бесталанном, но отлично распиаренном, мать Камиллы в начале карьеры выгодно отличалась наличием голоса, красивой внешностью и живой провинциальной свежестью. Но потом среда сделала своё дело. Сейчас прославленная дива была такой же, как все, то есть в её послужном списке любовников и выпитого алкоголя числилось куда больше, чем запоминающихся музыкальных хитов.
Мне стала понятна лёгкая гримаса, исказившая красивое лицо Камиллы. Она стыдилась матери, а не гордилась ей. Не мудрено. Ведь в Магистратуре учились настоящие сливки общества, а не те крикливые её представители, что искренне считают себя элитой общества, ухитряясь делать в одном слове по три грамматических ошибки за раз и искренне не видящие в этом «ничего такого».
Мама как-то пыталась объяснить мне разницу между истинной элитой общества и всеми остальными. Она не в богатстве, не в крутости, не в том, чтобы тебя как можно чаще показывали по «ящику». Она в образе мыслей и в речи. Истинные аристократы даже в порыве дикой ярости никогда не повышают голоса до мерзкого визга, не обзывают собеседника и не кидаются на него с кулаками. Их растят с пониманием того, что, говоря гадости ты не столько пачкаешь уши собеседнику, сколько оскверняешь свой язык.
Наверняка Камилла уже столкнулась с диссонансом между двумя классами. Ей, по-своему, были не лучше моего.
– Кто-нибудь расскажет мне о школе? – закончив разбирать вещи, я уселась на кровать по-турецки, поджав под себя ноги.
– Да что рассказывать? Это – настоящий серпентарий. Эти аристократы и к друг другу не особенно благосклонны, а на таких, как мы, вовсе смотрят как на мусор, – поморщилась Агайя.
Камилл кивнула:
– Они совершенно искренне считают нас людьми второго сорта. Они тут все свои, так сказать, узкий круг. Мы тут так же уместны, как седло на корове.
– Ну что ж? – постаралась улыбнуться я. – Можно сказать, нам повезло. Мы в этот серпентарий попадём вместе. По одиночке всем пришлось бы гораздо хуже.
Девушки ответили мне улыбками.
Первый шаткий мосток между нами мы навели. Очень надеюсь, что в будущем мы подружимся.
Мне как никогда нужны близкие люди. Ведь теперь у меня никого нет.
2. Глава 2
Девчонки охотно отозвались на просьбу показать мне здание и как здесь всё устроено.
Широкая деревянная лестница с резными перилами соединяла этажи, выводя в длинный сумрачный коридор с множеством дверей. Повсюду было сумрачно и прохладно. Оставалось только догадываться, как местным обитателям удаётся выживать в январскую стужу, если даже в середине сентября здесь так зябко. Узкие стрельчатые окна со вставленными в свинцовую оплётку стёклами напоминали классические витражи. Потолки поддерживал массивные каменные колонны и арки. Кое-где на стенах висели старинные ковры и гобелены, по углам стояли высоченные подсвечники.
