– Веселее будет детям вдвоем, – сказала она.
Моего отца дома не было. Я стал отпрашиваться только у мамы. Не соглашалась она отпустить меня в столь неожиданное и длинное путешествие, в обузу чужим людям. Я упрашивал и настаивал, просил и уговаривал, понимая и сам, что делаю неправильно. Отказы мамы были убедительнее моих просьб, но через какое-то время споры закончились, и я, считая, что получил согласие, схватил рубашку, побежал к обозу. Мама этого не видела и успокоилась. Видимо, подумала, что я поддался её доводам. А мне казалось, что получено разрешение. Я так и заявил маме Витьки.
У обоза люди громко разговаривали, быстро сновали вокруг телег, о чём-то ещё договаривались. Кто не успевал, погружали небольшие узелки, устраивали сиденья из соломы и сена там, где ещё было для этого место. Незатейливый корм для животных должен быть обязательно. Ещё и ещё раз проверяли всё ли взято для продажи, всё ли загружено. Укладывали продукты питания на всё время пути и выезжали в назначенное время к месту, где выстраивался весь длинный обоз. Двигались обозом. Набиралось полтора – два десятка повозок, запряжённых волами. Выезжали обязательно под вечер, чтобы за ночь по просёлочным, но более коротким дорогам преодолеть путь в тридцать километров и к утру оказаться на многообещающем базаре или ярмарке.
Вскоре обоз, под общий шум ликования, последних напутствий соседей впереди и сзади колонны, тронулся в путь. Пара волов, запряженных в повозку, взяла воз дружно и без особых понуканий. День перевалил за вторую его половину. Была осенняя тёплая пора. Солнце было ещё высоко. Небо безоблачное. Погода безветренная, тёплая.
Мы с Витькой, не скрывая восторга, радовались началу нашего первого выезда в столь далёкое, предвещающее много радостей путешествие.
Обоз двигался медленно. Многие хозяева грузов долгое время шли за повозками. Иногда подсаживались на некоторое время, а на незначительных подъёмах спешили облегчить груз и шли рядом. Это делали и мы с Витькой, забегая далеко вперёд.
Солнце готовилось спрятаться за горизонт. Витькина мать налила нам на ужин по кружке молока с домашним хлебом и предложила забраться на подготовленное, опробованное нами место, где бы мы могли, хотя бы полусидя, поспать.
Сколько мы проехали, я не знаю. Но вдруг в полусне я услышал голос своей мамы. Он доносился с конца обоза. Запыхавшимся голосом она звала меня.
– Володя, Володя, – услышал я снова её голос.
Я чётко узнал его, но мне казалось, что это во сне.
Она расспрашивала знакомых, видел ли кто-либо меня здесь. Где и на какой повозке мог находиться я. Мамин голос был уставшим, запыхавшимся от быстрой ходьбы, а больше всего от бега, чтобы догнать обоз.
В вечерней тишине, когда успокоился гомон людей и слышался только скрип телег и упряжи волов, голос мамы приближался все ближе, звучал яснее и отчётливее. Вскоре я услышал её рядом у нашей повозки.
В сумерках наступающей ночи я присел на повозке, не зная, что мне делать и как мне поступить. Увидев меня, мама только и произнесла:
– Володя, что ж ты наделал? Я бежала за этим обозом больше десяти километров. Отец обвинил меня в твоём непослушании и сказал, чтобы я обязательно вернула тебя домой.
Наступило молчание. Повозка ехала дальше. Веской причины остановить медленно двигавшийся обоз не было.
Моя мама, обменявшись несколькими не обидными словами с Витькиной мамой, попросила меня слезать с телеги. Извинившись, мне без лишних слов пришлось спешиться и собираться в обратный путь.
