Память у Ивенов коллективная, то есть единичная особь способна помнить и знать историю любого ее представителя, всей цивилизации в целом, миллионов поколений предков. Именно это и позволило пролить свет на давно прошедшие события. Теперь можно сказать, что история дельфинов нам более доступна, чем собственная, человеческая. Что касается сохранившихся и обретенных способностей, то за тысячелетия в воде, отказавших от технократического пути развития, находясь в единении с природой, дельфины обрели и многое взамен. Они прекрасно пользуются телепатией и могут, таким образом, общаться между собой, не вступая даже в зрительный или аудио контакт. Их интеллект значительно превосходит человеческий, они имеют способность к телекинезу, то есть энергетическому воздействию на материальные предметы, однако не считают необходимым это применять, поскольку не видят необходимости. Ивены не выживают в своем мире, а пребывают в гармонии с ним. Они абсолютно самодостаточны и прекрасно адаптированы к своему существованию в водных условиях.
Что ж, профессор Френк Стивенсон обещает в самое ближайшее время опубликовать более детальную и исчерпывающую информацию! Ждем, друзья, с нетерпением!
Наконец, очень скоро, человечество обретет высокоразвитых партнеров, с которыми сможет общаться на равных, не видя в них лишь каких-то там водных млекопитающих, но – будущих друзей и подруг, учителей и наставников, сестер и братьев.
Эта история случилась со мной более десяти лет назад. В то время, я любил путешествовать по местам, где сохранены лишь памятники прошлой жизни, исчезнувшие с карт села и деревни. Глухая тишина, вросшие в землю остатки вымерших поселений. От их вида завораживало дух, и душа наливалась свинцовой тоской и печалью по утраченной забытой эпохе, по неизвестным судьбам и стертой памяти.
Прекрасно помню тот летний июльский день. Заброшенная деревня – призрак. Что может быть страшнее и прекраснее одновременно? Согласитесь, это должно быть жутковато – завораживающее зрелище. Деревянные старинные дома здесь почти все разрушились или сгорели в каких-то забытых пожарах, лишь несколько из них еще недавно держали форму и казались некогда жилыми, сохраняя печальные признаки вековой обветшалости. Прохудившиеся крыши, осунувшиеся стены, плесень, а вокруг – двухметровые заросли борщевика, там, где с век назад, возможно, цвел хозяйский яблоневый ухоженный сад.
Совсем рядом, у одного из домов – полусгнившая собачья будка и тянущаяся от нее цепь. Подойдя ближе, в траве заметил скелет животного, желтый растрепанный ошейник вокруг того, что когда-то было шеей. Пес умер, возможно, от старости или от голода и обезвоживания, оставленный здесь один, прикованный к тяжелой будке, вынужденный расстаться с жизнью в борьбе с одиночеством, отчаянием и жаждой. Хвост сохранился лучше всего. Коричневатая шерсть кусками проступала на фоне кости, шерстинки трепетали на ветру как живые. Перед смертью, пес был еще молод, вряд ли его забрала болезнь или старость, нет, он был в расцвете сил, но их все равно не хватило для спасения. Последнее, что видела собака – это густой дымчатый лес, колышущиеся верхушки сосен и ритмичные взмахи одинокой зловещей птицы, срывающейся с высокой ветки, улетающей прочь с этих мест в голубые недоступные дали. Тот лес, приглашающий в последний раз в гости, зовущий в свою тайну, манящий свободой и надеждой и то небо – все померкло, заволокло темнотой беспамятства и угасающего отчаяния.
