Рассказы из доброй жизни - страница 16

Во-вторых, нас потрясало, уж не знаю, как и назвать, проявление интеллекта, что ли, в этой малюсенькой бело-полосатой головке: наш Гоша думал, принимал решения и неизменно добивался того, чего хотел. Хорошо изучив планировку квартиры, он, как самолетик, носился по ней, четко находя свою клетку, которую из-за ремонта мы постоянно переставляли. Плюс к этому, где-то месяца через три, мы стали замечать в его непрерывном причмокивающем речевом потоке звуков ярко выраженные слова и выражения, как то:

– Кра-а-сить, кра-а-сить! Сто-о рублей! Го-о-шечка! Ставь сюда-а!

Причем мы четко слышали разделение голосов на тоненький женский и басовитый мужской. Тоненьким в Гошином исполнении говорила я, а басовитым – мой муж. Тоненький в основном включал фразы из моих разговоров с ремонтниками, а басовитый отвечал за материальную сторону того же процесса.

После всего этого мы окончательно поняли, что наш Гоша – гений!

Зеленый хвостик Гоши оказался обычным голубым. Видимо, продавец покрасил его зеленкой для придания ему большей экзотики, но краска эта вскоре облезла. Как говорили наши друзья, приходившие к нам в квартиру во время ремонта:

– Теоретически конец возможен, но практически маловероятен…

Но наконец, свершилось! И наш Гоша обрел постоянную прописку. Клетку мы поставили у себя в спальне и на ночь накрывали ее большим темным платком. Надо сказать, что процесс укладывания Гоши спать был отработан нами до совершенства, так как загнать его в клетку, гоняясь за ним по квартире, было делом бесперспективным. Мы выключали свет (темноты он боялся и тихо замирал на месте, где сидел), затем дотрагивались пальцем до его лапок, и он сразу послушно переступал на него. Он хорошо понимал, что его день окончился. Когда мы подносили его к клетке, он по прутьям забирался на свою любимую жердочку-качалку, и мы накрывали клетку большим темным платком. Я не знаю, когда Гоша просыпался, но пока в комнате было тихо, он не производил ни шороха, ни звука. Стоило нам что-то сказать или просто громко вздохнуть после сна – в накрытой платком клетке начинался переполох: Гоша метался, кричал, требуя освобождения. Надо сказать, семья у нас творческая и эмоциональная, и иногда мы забывали, что теперь у нас в доме постоянное «недремлющее ухо». К этому времени запас Гошиных слов и фраз был огромен, и каждое утро, борясь за вызволение из клетки, он заливался тирадами, состоящими из выражений литературного жанра… и не очень.

Постепенно мы стали абсолютно точно знать, кто в доме хозяин.

Наша дочка стала выражать нам неудовольствие по поводу того, что мы «слишком много ему позволяем» и что он «вообще уже обнаглел». Мы не спорили, это так и было. Гоша, что называется, сел нам на шею и свесил лапки. Но мы уже слишком полюбили его и восторгались его умом все больше и больше. Некоторые друзья говорили нам, что ему скучно без пары, что обычно попугайчики живут в клетках по несколько штук. Но мы утверждали, что наш Гоша гений, а жены только мешают гениям развивать свою гениальность. Да и Гоша считал своей семьей именно нас и чувствовал себя очень комфортно. Когда он оставался дома один, я, открывая ключом дверь, слышала, как он, летая туда-сюда по коридору, кричал: «Ма-а-мочка пришел, ма-а-мочка пришел». А едва я входила, он прыгал на мою сумку и старался залезть внутрь, зная, что именно оттуда появляются все его любимые вкусности. Еще, что поражало меня и что одновременно, заставляло сомневаться в моих догадках, это то, что казалось: у этой маленькой пташки есть душа. Иначе чем объяснить, что в моменты моего душевного дискомфорта, грусти или просто задумчивости Гоша, на скорости облетев всю квартиру, находил меня, тихо сидящую где-нибудь, садился ко мне на плечо, быстро подбирался к моим губам и, прижавшись к ним теплым носиком, мог просидеть, закрыв глазки, до тех пор, пока я не встану…