* * *
Не знала она и того, что из окна второго этажа за ней внимательно наблюдают.
К окну подходила женщина и, маяча за стеклами белым лицом над синим воротником халата, смотрела, как ворона возится в развилке. Прутики цеплялись сучками, не слушались, падали. Птица удивленно смотрела вслед, перебирая лапами, потом слетала вниз и, легко подхватив, начинала сначала. Когда она тащила прутья побольше, вид у нее был точь-в-точь как у человека, вытягивающего из глубокой ямы ведро с песком. Женщина улыбалась, наблюдая ее суету, и прыскала в кулак при особенно живых пассажах. Она напрасно опасалась спугнуть птицу каким-нибудь шумом: форточки были закрыты, а через двойные стекла звук не проходил.
Через несколько дней в развилке, облюбованной вороной, стали постепенно проявляться контуры гнезда. Скоро оно окрепло, оформилось и прочно заняло свое место в развилке – село в нее так, будто слилось с живыми ветвями дерева. Казалось даже, что раньше дереву чего-то недоставало, но было непонятно – чего именно, а теперь все встало на свои места, и облик дерева обрел необходимую законченность. Женщина часто стояла у окна, разглядывая гнездо. Честно сказать, ей было немного странно: ведь не человек, а ворона. А туда же: прутик за прутиком, прутик за прутиком… и вот на тебе – гнездо. Птицы вьют гнезда… затвержено как дважды два, а посмотришь – удивляешься. Она рассеянно смотрела на него, и вдруг ей пришло в голову, что вороний галдеж будет мешать по утрам. Ведь они просыпаются безумно рано – в пять. Или того пуще – в четыре. Она смотрела на гнездо и думала, что в округе полно парков. Рукой подать до леса. Почему этой дуре взбрело селиться у нее под окнами?
* * *
Оставались пустяки – обломить кое-где торчащие прутья, раздобыть ваты или какого-нибудь пуха, чтобы выстлать дно. Она была совершенно довольна. Гнездо удалось. Кара не спешила. Она улетала надолго, привередливо разглядывая попадающиеся по дороге кусты, и выламывала порой особенно приглянувшуюся веточку.
Когда она вернулась однажды, гнезда не было. Привычно разлетевшись к развилке, Кара от неожиданности выронила тряпицу, только что подобранную в соседнем дворе. Гнезда не было. Она закричала и принялась летать вокруг дерева, ища его, свое гнездо. Может быть, она ошиблась деревом? Стремительно унеслась, сделала круг и подлетела снова – и снова закричала, и снова ей пришлось сесть на ветку возле пустой развилки…
Гнезда не было.
Она улетала и возвращалась, растерянно и бесцельно покружив над дорогой или близлежащим прудом. Она беспокойно кричала, кружа над деревом и садясь порой на самые верхние, зыбкие ветки. Потом опять срывалась с места.
К вечеру она поверила, что гнезда нет на самом деле. И оно не появится, когда Кара вернется к нему в следующий раз. Все ее существо, взбудораженное смутными и мощными силами, что напоминали о себе влажным ветром весны, и настроенное сейчас только на это – на строительство гнезда, в котором появятся птенцы, – все существо ее было в растерянности. Возбуждение, владевшее ею последнее время, должно было вылиться сначала в гнездо, прочно лежащее в развилке, а потом в птенцов, которым она станет носить еду, которых согреет и научит летать… Но теперь гнезда не было, и это возбуждение, оказавшееся вдруг бесплодным и бессмысленным, всю ночь не давало ей забыться – она срывалась с ветки дуба, где устроилась было, начинала орать, перебулгачивала соседей, и в парке до самой зари было неспокойно…
