– Вы в самом деле думаете, что под чьим-то там руководством я буду работать лучше? – ехидно прищурился Гадюкин. – Да вы, батенька, фантазер…
– Не под чьим-то там, а под моим.
– А вы что, считаете себя кем-то особенным?
– Нет. А вы? – внимательно посмотрел на Гадюкина Ушкин.
– Я тоже не считаю вас кем-то особенным.
– Нет, я спрашиваю, считаете ли вы кем-то особенным себя?
Профессор вкрадчиво улыбнулся.
– Чему улыбаетесь, Гадюкин?
– Забавную вещь вы сейчас сказали, батенька… Впрочем, ладно, оставим это. Предупреждаю вас сразу – какие бы вы там планы ни строили насчет меня и этого института, лучше сразу о них забудьте. Забудьте и не вспоминайте. У нас тут и раньше бывали директора. А теперь нету.
– Есть.
– Нету, – с нажимом повторил Гадюкин. – Нету у нас никаких директоров. Нам и без них неплохо живется. Может, вас сюда поставил и президент, но знаете… каждый президент – по сути своей временщик. Приходит, а потом уходит. А я остаюсь. Я в этом институте тружусь со дня его создания. А до этого работал в его предшественнике. Вы, наверное, о нем и не слышали, то учреждение было еще секретнее этого…
– Поверьте, я слышал о базе «Гея». У меня высокий уровень допуска, Гадюкин. У меня тут полное досье и на вас, и на всех остальных сотрудников – кто, где, когда, сколько…
– А на Лелика тоже полное досье? – хитро прищурился профессор.
– На Лелика… на Лелика нет, – неохотно признал Ушкин. – Этот ваш Лелик – настоящая дыра в отчетности. Ни фамилии, ни даты рождения, ни официальной должности – ничего. Может, все-таки расскажете, откуда он такой взялся?
– И не просите, не расскажу. Если хотите, сами у него спросите.
– Бымбррра! – прорычал Лелик, подавая чай. Ушкин смерил его кислым взглядом.
Чай у профессора действительно оказался превосходный. Потянув носом дивный аромат и невольно расплывшись в улыбке, Ушкин произнес:
– Кажется, я понял, в чем ваша проблема, Гадюкин. У вас комплекс Наполеона. Вы слишком привыкли к своей исключительности.
Гадюкин неопределенно пожал плечами, кладя в чашку ломтик лимона.
– Не отрицайте, не отрицайте, – потряс пальцем Ушкин.
– Да я и не отрицаю.
– Ага. Значит, вы с этим согласны?
– Не согласен. Но и не отрицаю.
Ушкин допил чай и откинулся на стуле, рассматривая помещение. Странное место. С одной стороны жилое – диван, видеоэкран, гардеробный шкаф, столик с чайными принадлежностями, – а с другой стороны рабочее – лабораторный стол, заваленный деталями верстак, тихо гудящая машина, похожая на мусоросжигатель…
– Так это здесь вы, значит, и работаете, Гадюкин? – задумчиво произнес он.
– Здесь, батенька, здесь. Здесь я работаю, здесь же и живу. Мне так удобнее. А вас что-то не устраивает?
– Да нет, отчего же… – поднялся на ноги грузный директор. – У вас тут, я гляжу, много всякого интересного… Вот это вот что за агрегат у вас гудит?
– Трансмодификатор материи. Не трогайте его, батенька, он еще не закончен.
– Ясно… А это что за странная штуковина?
– Попрошу не обзываться, – холодно произнесла штуковина, рассматривая Ушкина механическими глазами.
– Это, батенька, Альберт, – дружелюбно пояснил Гадюкин. – Искусственный мозг. Вы его плохими словами не называйте, он у меня чувствительный.
– Ясно, ясно… – покивал Ушкин. – А это что за ящерка в аквариуме?
– Это, батенька, Годзилла! Помните, как в фильме?
– Хм… помнить-то помню, но разве он не должен быть побольше?
– Маленький еще просто. Подождите, со временем вырастет – и вот тогда-то мы похохочем…
