– Боже мой, господин Стивен! – выпалила она с раздражением в голосе, – как это Вы умудрились так порвать вашу ночную рубашку? Вот, смотрите, сэр! Сколько хлопот вы причиняете бедным слугам, которым приходится штопать и чинить вашу одежду!
На ночной рубашке действительно были видны глубокие разрывы и зацепки неизвестного происхождения, которые, без всякого сомнения, требовали много терпения и сил от того, кто брался её починить. Они были видны только на левой стороне груди – длинные разрезы, приблизительно в шесть дюймов, идущие параллельно, некоторые из них не прорывали насквозь ткань, оставляя неповрежденной её структуру. Стивен мог только сказать, что он ничего не знает об их происхождении: хотя был абсолютно уверен в том, что их здесь вчера вечером не было, а появились они ночью.
– Посмотрите, миссис Банч, – сказал он, – на двери в мою спальню такие же царапины, как и разрезы на рубашке. – А к этому, уж точно, я не имею никакого отношения.
Открыв рот, миссис Банч уставилась на эти царапины, потом перевела взгляд на него, затем схватила свечу и быстро выбежала из комнаты. Было слышно её шаги, когда она поднималась вверх по лестнице. Через несколько минут она вернулась.
– Значит так, господин Стивен, сказала она, – мне очень хочется узнать, как эти царапины появились на двери в Вашу опочивальню. Кот или собака их сделать не могли, потому что для них они находятся очень высоко. Крыса их сделать тоже не могла, это само собой понятно. А на что это может быть похоже, так только на китайские когти[38], нам о них мой дядя, у которого была чайная лавка, рассказывал, когда я и его дочь, моя кузина, были маленькими. Мастер Стивен, мальчик мой, я бы на вашем месте господину Эбни ничего об этом не рассказывала. Я бы, просто, перед тем как лечь спать, запирала дверь на ключ.
– Я так всегда и делаю, миссис Банч, – только прочитаю молитву и сразу запираю дверь.
– Хорошо, молодец, солнышко, всегда так и делай, молись и никто не причинит тебе зла.
Тут миссис Банч вспомнила о том, что ей нужно чинить ночную рубашку и до тех пор, пока не настанет время ложиться спать, провела с иголкой в руках, думая о том какие странные вещи происходят в доме. Всё это случилось в пятницу, в один из мартовских вечеров 1812 года.
На следующий вечер Стивен и миссис Банч были как всегда вдвоем, но после неожиданного прибытия господина Паркса, их дворецкого, который, как правило, старался держаться обособленно и в основном отсиживался у себя в кладовой, их дуэт превратился в трио. Он не заметил присутствия Стивена, и более того, он был в сильном нервном возбуждении, к тому же речь его была не такая размеренная и спокойная как обычно.
– Если хозяин захочет вина, то пусть сам идет в свой винный погреб, – было первое, что он произнес. – А я пойду туда только днем или вообще никогда. Миссис Банч, никак не могу понять, что там такое. Может крысы, а может ветер так завывает в подвале. К тому же я уже не молод, тяжело мне лазить везде по подвалам, как это я проделывал раньше.
– Господин Паркс, вы же знаете это же Холл, ну какие здесь могут быть крысы.
– Я бы не сказал, что они не могут там появиться, миссис Банч. Я много раз собственными ушами слышал, как на судоверфи рассказывали о крысе умеющей говорить[39], только я всегда эти разговоры считал глупыми выдумками. Правда, сегодня вечером после того, как я уже опустился до того, что начал подслушивать. Я, приложив ухо к двери самой дальней кладовой, смог отчетливо различить голоса и то, что они говорили.
