Далеко впереди и вправду что-то чернело. Слева от путников тянулась отвесная стена плато, а шагах в пятидесяти от неё зияло тёмное пятно.
– А не наше ли это место стоянки? – спросил Лами, и хлестнул верблюда.
Капитан вырвался вперёд, но вскоре остановился. Его спутники с гружёными верблюдами поравнялись с Лами только минут через десять.
– Это и вправду человек! – сказал Белый, у которого был самый острый глаз.
– Посмотрите в небо! – воскликнул пузатый Биду, вскинув руку.
Под палящим солнцем, чуть ниже самого плато, кружилась хищная птица. Иналамин и Биду, дети пустыни, тут же узнали её.
– Это он? – радостно спросил Биду своего предводителя.
– А как же! – улыбаясь, ответил Лами. – Старый добрый лаггар. – Серые крылья, чёрный хвост, белые щёчки! Разве можно спутать лаггара с другим соколом! Да и станут прочие залетать в пустыню?!
– Возможно, это почтовый, – предположил Белый, наблюдая за птицей, приложив ладонь ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза.
– Только не сейчас, – улыбаясь, объяснил Лами. – У лаггаров нынче период гнездования. Никто во всём Фин Илариме не стал бы отправлять почтовую птицу теперь!
– Странно, – покачал головой Белый. – Если время гнездиться, то, что он делает в краях, где совсем нет деревьев?
И вправду, возле этого плато, разделяющего равнины и пустыню, ничего не росло. С севера наверху тянулись сухие луга, а с юга начинались пески, где кроме барханов, меняющих свои очертания под влиянием диких ветров, царило лишь безмолвие.
– Гляньте! – воскликнул Белый. – Лаггар падает!
Птица, сложив крылья, стремительно опускалась прямо к фигурке сидящего на песке человека. Иналамин остервенело хлестнул верблюда и устремился вперёд, что было мочи. Он нёсся, осыпая верблюда ударами прута и громко выкрикивал пронзительный «хэй». Лаггар не успел достичь цели: испугавшись наездника, он взмыл в небо, а потом подлетел к отвесному склону плато и скрылся где-то в его тенистых трещинах.
Капитан каравана Иналамин слыл опытным человеком, и слава его возникла не на пустом месте. Он не только умел безошибочно выбирать путь в пустыне, где нет иных ориентиров, кроме как невидимый запах верблюдов, но и чтил неписанные законы путников. Осадив верблюда рядом с сидящей фигурой, Иналамин резво спешился, тут же схватил одну из фляг, закреплённых на ездовом животном, и кинулся к незнакомцу. Несомненно, тот, кто сидит в пустыне, попросту не имеет сил двигаться вперёд. А если нет сил, значит, нет воды. Иналамин всегда делился водой, даже с врагами. Может быть, поэтому у него, в конце концов, не осталось врагов?
На ходу откупорив флягу, Лами упал на колени, приобнял незнакомца и приложил к его иссохшим губам сосуд. И только когда живительная влага потекла по потрескавшейся коже, незнакомец вздрогнул, будто пробудился ото сна, и принялся глотать воду.
Иналамин, продолжая аккуратно, будто кормящая мать, поить незнакомца, с облегчением вздохну. Он бы и улыбнулся, радуясь тому, что спас от гибели живое существо, но непонятный образ этого одинокого странника встревожил капитана. Лицо, будто точёное, смуглое, с острыми бровями, доходящими чуть ли не до висков, напоминало лицо злодея из детских сказок. Странные брови и борода, цвета жухлой травы дополняли отталкивающий образ. Капитан попытался не замечать нарастающую тревогу. Он держал ослабшего незнакомца, обхватив за спину, и прижав его плечо к своей груди. Опустив взгляд, Иналамин заметил, что шапка или капюшон у этого путника сделан из каких-то веток, но не сплетённых, а запросто ниспадающих на драный балахон. Капитан медленно поднял свой взор и рассмотрел макушку головы незнакомца. Он увидел, что никакой шапки и никакого капюшона вовсе нет, а эти ветки растут на голове существа вместо волос. Шелушившаяся кожа, нарывы и забившаяся в корни веточек пустынная грязь заставили капитана отвернуться. В глазах помутнело. Сделалось дурно.
