Рассказы о живой природе. С вопросами и ответами для почемучек - страница 10

А под конец и совсем удивила: посмотрела на одного сынка – тот спал. Поднялся сразу сынок. Посмотрела на второго – второй барсучонок корень от пня отламывал – сразу бросил он корень.

И пошли оба куда-то за горушку. Тогда только и мамаша встала и за ними следом отправилась.

Так и исчезли из глаз.

Я поскорей свои ягоды проглотил, спрашиваю у Петьки:

– Слышал что-нибудь?

– Нет!

– Так как же она зовёт-то их? Видишь, сначала сказала «иди обратно», и послушался барсучонок.

– Да, да! А потом сказала: «дитёнки, пора домой!»

– И тоже сразу послушались.

Странно. Идём мы обратно и в затылках чешем, – что за чудо?

И тут с нами самими будто чудо произошло.

Мы ведь шли – не переговаривались.

Молча шли.

Да вдруг повернулись один к другому и сказали враз, слово в слово:

– А ведь дознаем, в чём дело!

И повторили:

– Дознаем!

Барсук – размером с небольшую собаку приземистый обитатель южных лесов и степей, отдалённый родич куницы. Верх его тела серебристо-серый, низ почти чёрный, по бокам белой короткоухой головы чёрная продольная полоска. Барсуки селятся обычно в широких оврагах и балках, короткими лапами с мощными когтями роют в мягком грунте сложные норы. За многие десятилетия живущая на одном месте барсучья семья устраивает под землёй разветвлённый лабиринт протяжённостью в несколько десятков метров, со многими выходами. Некоторые ходы расширяются в гнездовые камеры, выстланные толстым слоем подстилки из сухой травы, листьев, мха. Барсуки ночью бродят в поисках самой разной пищи – лягушек, червей, ягод, кореньев, а днём отдыхают в норе; в ней же они укрываются от опасности, а зимой на несколько месяцев укладывается в спячку. Каждую весну барсучиха рождает 2–3 детёнышей. До 3-месячного возраста барсучата остаются в подземном убежище и питаются материнским молоком, а когда подрастают, начинают по вечерам выходить из норы, чтобы поиграть и начать учиться добывать пищу. Взрослые барсуки их оберегают и при малейшей опасности громким хрюканьем загоняют обратно в нору.

Шёл я из школы домой. Ранней весной это было. Погода ненастная. С утра моросит дождь – надоедливый, одинаковый. Водопроводный какой-то. Распустил все дороги, из тропинок ручьи понаделал. Идти неловко, – ноги разъезжаются.

От школы до деревни – полтора километра. Пока я полпути прошёл, промок до карманов.

Дорога вдоль лесной опушки проложена. Вошёл я под деревья, а тут ещё хуже. Со всех ветвей капает, течёт, льётся. Струйка с берёзовой ветки мне за шиворот угодила.

Разозлился я. Мимоходом хлопнул берёзку кулаком.

– Ишь, – говорю, – расхныкалась!

Тряхнула берёзка ветками, окатила меня водой, как из лейки.

Охнул я от обиды. Стукнул ещё разок.

Ещё раз меня окатило.

Чуть я не заплакал.

Иду, злюсь, и до того мне противными кажутся и серое скучное небо, и хлябкая дорога, и мокрые деревья, что хоть не гляди. Скорей бы до дому добежать, что ли!..

И тут я вспомнил, как из этого же самого места мне однажды уходить не хотелось. На охоте это было. В первый раз меня тогда со взрослыми взяли. И первый выстрел мой был вот здесь, около опушки.

Вспомнил я, как все мы – охотники – шли цепью и ждали, когда спереди или сбоку крикнут: «Береги!»

Это особенное слово такое, охотничье. Означает оно, что показался зверь, бежит на стрелков.

Как услышишь это слово, так уж и точно – береги. Береги всякий шорох, всякое движенье вокруг. Лови их, не пропускай. Уши напряги, глаза напряги, даже носом чуй!