Юрий Николаевич поежился. Такого бреда ему давно не приходилось слышать. Этот долбанутый психолог, похоже, сам псих. Надо обратить на него внимание, понаблюдать. А то, не дай бог, укокошит кого-нибудь ради спасения мира. И будут у Дружинкина на участке неприятности.
– Вы знаете что, Вениамин Алексеевич? – обратился он к собеседнику любезно и даже дружелюбно. – Вы идите домой. Работайте в своем этом… ОАО… с покойниками, у вас ведь с ними все хорошо получается?
– Да, великолепно, – радостно откликнулся Редин. – Намного эффективнее, чем с живыми.
– Вот-вот, великолепный вы мой, идите к своим клиентам. А в поликлинике больше не выступайте. И вообще нигде не выступайте, люди сами разберутся. Ну кто вас просил влезать? Какое вам дело, что там дальше будет с этой мамой, с этим мальчиком, с его одноклассниками? Занимайтесь своим делом, хороните, закапывайте… как положено, короче.
Вениамин Алексеевич понял, что аудиенция окончена и поспешно встал.
– Хорошо, – забормотал он, отступая к двери. – Я бы и не подошел… не лез бы… но как же так – я знаю и могу предупредить, но не сделаю этого? Вот и вы, Юрий Николаевич… не верите мне… а я ведь и вам хотел помочь… кое-что посоветовать…
– Идите уже, идите, – мягко, но категорично подтолкнул его к выходу Дружинкин. – Милиция, то есть, тьфу ты, блин, полиция, закрывается. Прием окончен.
После ухода Редина участковый глубоко вздохнул и перекрестился. Черт их дери, этих шизиков, развелось, как тараканов. Того и гляди, ножом пырнут. Этот хоть вежливый, интеллигент, мать его. А та, сумасшедшая мамаша, визжала как резаная. Чуть ли не с кулаками на него кидалась – требовала, чтобы Дружинкин этого мужика посадил. Вот с какими кадрами приходится работать – как будто у него на участке филиал дурдома. Нет, надо кончать с этой собачьей работой.
Еще и сын… балбес, блин. В кого только такой?
– Гоня, смотри в книгу, – в который раз сказала мама.
Гоня перевел глаза с окна на раскрытую перед ним книгу и послушно уставился в текст. Это была сказка Джанни Родари – в общем, довольно интересная, если бы ее вслух читала мама. Но в последнее время мама стала вредничать – требовала, чтобы сначала Гоня сам прочитал один или два абзаца. Читать Гоня, конечно, умел, но его постоянно что-то отвлекало. Поэтому время, отведенное на чтение, тянулось вяло и казалось бесконечным.
Вот и сейчас, дойдя до третьей строчки, Гоня споткнулся на сложном слове и неожиданно задумался, от чего дело застопорилось.
– Читай по слогам, если сложно, – нетерпеливо дернула его мама.
Гоня вздохнул:
– Тол-па… вы-ра-зи-ла….
– Дальше!
– Вос-щес-не-ние…
– Что?
– Ну… вос-хи-ня-ние.
– Восхиняние? Это еще что такое?
Гоня пожал плечами:
– Ну тут так написано. Наверное, это когда все восхиняются. Значит, радуются.
– Не «восхиняние», а «восхищение». Читай внимательно.
– Хорошо. Мама, а ты знаешь, как одним словом сказать: «Умереть на время»?
– Нет, не знаю. Ты прочел: «Толпа выразила восхищение». Дальше!
– А я знаю: заснуть! Это я сам придумал.
– Молодец. Читай следующее слово.
– Хорошо, сейчас. Можно в туалет?
– Нельзя! Читай!
Гоня потер лоб и водрузил щеки на сложенные руки так, что глаза у него превратились в щелочки, а сам он стал напоминать грустного хомяка.
– Вос-хи…
– Это ты уже прочитал. Следующее слово!
Сын зевнул и снова покорно уставился в книгу. Всем своим видом он говорил: «Я стараюсь и делаю все, что мне говорят. Но прошу помнить, что я еще дошкольник, а детская психика неустойчива и ранима, и чрезмерные нагрузки могут нанести непоправимую травму…»
