– Не сейчас, – наконец сказал он. – И потом, разве где-нибудь есть совершенно безопасное место? Уж лучше я останусь в протестантской Англии, чем переберусь в католическую Францию. Мы с тобой теперь благочестивые протестанты. Надеюсь, ты не забываешь ходить в церковь?
– Дважды, а то и трижды в день, – заверила я отца. – При дворе за этим строго следят.
– Вот и меня ежедневно видят в местной церкви. Я делаю пожертвования, исправно плачу приходскую подать. Нельзя требовать от нас большего. Мы оба крещеные. Разве кто-нибудь может в чем-то нас упрекнуть?
Я промолчала. Мы с отцом прекрасно знали: любой может оговорить любого. В странах, где за различия в совершении обрядов сжигали на костре, причиной недовольства могло стать что угодно. Например, в какую сторону ты смотришь во время молитвы.
– Если болезнь все-таки одолеет короля и он умрет, трон займет принцесса Мария, а она католичка, – прошептал отец. – Неужели она вновь сделает Англию католической?
– Кто знает, как повернутся события, – осторожно сказала я.
Мне сразу вспомнилось произнесенное имя «Джейн» и то, что Роберта Дадли это не удивило.
– Я бы и гроша ломаного не поставила за восшествие принцессы Марии. Кроме нее, есть очень крупные игроки, и никто не знает, что они замышляют.
– Если принцесса Мария все-таки придет к власти и страна вновь станет католической, я буду вынужден избавиться от нескольких книг, – с тревогой в голосе произнес отец. – К тому же меня знают как торговца протестантскими книгами.
Я коснулась щеки, будто собиралась стереть грязное пятно. Отец сразу распознал этот жест – жест моего страха.
– Ты не бойся, querida. Не нам одним, всем в Англии придется измениться.
Я посмотрела туда, где, накрытая кувшином, горела субботняя свеча. Ее пламени не было видно, но мы знали, что она зажжена для нашего Бога.
– Только не все в Англии евреи, – сказала я.
Каждое утро мы с Джоном Ди усердно занимались. Чаще всего он просил прочитать отрывок из греческой Библии, а следом – тот же отрывок на латыни, чтобы сравнить переводы. Он исследовал самые древние части Библии, пытаясь за цветистыми фразами распознать подлинные тайны создания мира. Он сидел, подперев левой рукой подбородок, а правой делал пометки по ходу моего чтения. Иногда он поднимал руку, прося меня остановиться, поскольку ему внезапно пришла в голову какая-то мысль. Чтение меня не утомляло. Я читала, не стремясь вникать в смысл читаемого. Если же мне встречалось слово, которое я не умела произнести, а таких слов было довольно много, я просто произносила его по буквам, и мистер Ди сразу же узнавал это слово. Я невольно проникалась все бóльшим уважением к наставнику лорда Роберта. Он был добрым, заботливым человеком, а его обширные познания и разносторонние способности не переставали меня удивлять. Джон Ди умел схватывать на лету, отличаясь сверхъестественным пониманием. Этот человек не испытывал скуки. Оставаясь один, он занимался математикой, играл в удивительные игры с числами и шифрами, писал изящные акростихи и придумывал сложные загадки. Мистер Ди переписывался с величайшими мыслителями Европы, всегда держась впереди папской инквизиции. Почти все вопросы, интересовавшие Ди, в католических странах были объявлены еретическими и запретными.
Он придумал невероятно сложную игру, в которую мог играть только с лордом Робертом. Игра называлась «многодосочные шахматы». Досок было три – одна над другой, все из толстого стекла с фаской. Доски были скреплены между собой. Фигуры могли двигаться не только вдоль и поперек, как в обычных шахматах, но еще вверх и вниз. Неудивительно, что шахматная партия растягивалась на целые недели. Иногда мистер Ди давал мне что-нибудь переписывать для него, а сам удалялся в соседнюю комнату. Там он вглядывался в свое гадательное зеркало, пытаясь уловить проблески невидимого мира духов. Мистер Ди не сомневался в существовании того мира, однако упорно искал практического подтверждения своим теориям.
