– Извините. Я не хотела. На самом деле не хотела. – И виновато улыбнулась, заглядывая ему в глаза. – Спасибо… и прощайте.
– Вас проводят.
– Не беспокойтесь, я сама как-нибудь, – и взялась за ручку дверцы, прикидывая, что, пожалуй, не успеет закинуть рюкзак, хотя бы за одно плечо и поставить защитное поле, прежде чем промокнет насквозь.
– Вас ПРОВОДЯТ! – Возражения, похоже, здесь не принимались.
Охранник с переднего сиденья мгновенно оказался у её дверцы, услужливо распахнул её, держа наготове заранее раскрытый зонт. По широким ступеням он поднялся вместе с Надеждой до самых дверей фешенебельного отеля, при этом бормоча на своем языке что-то весьма и весьма недружелюбное. На прощание он одарил Надежду взглядом полным такой тяжелой ненависти и презрения, что девушка не выдержала, рассмеялась и, поддразнивая, с нарочитой хитрецой во взгляде, специально несколько раз качнула кистью руки, прощаясь. И ушла, не оглядываясь.
Добравшись, наконец, до своего номера, слишком шикарного по её меркам, Надежда швырнула рюкзак в прихожей на нижнюю полку шкафчика у самой двери, разулась и медленно прошла в спальню. Она постояла немного, оглядываясь по сторонам, забралась с ногами на широкий подоконник и стала смотреть в окно, сосредоточив взгляд на струях дождя, обильно омывающих стекло. Она сидела, обхватив колени руками, надолго замерев в одной позе. А мысли, раз за разом возвращались к случайной встрече в космопорту. Что-то в нем было, в этом парне, сразу располагающее к контакту, какое-то внутреннее обаяние. А ведь они даже не успели познакомиться.
Надежда смотрела в окно, пока не почувствовала, что ноги окончательно затекли. Тогда она слезла с подоконника, прихрамывая, медленно подошла к роскошной кровати с резными спинками и упала на неё лицом вниз, безжалостно сминая пышное кружевное покрывало. Через пару минут повернулась на бок. Не открывая глаз, стянула с себя верхнюю одежду, бросая кучей на тумбочку рядом с изголовьем, завернулась в край покрывала и замерла, подгибая колени.
Настроение было отвратительным: сразу несколько ощущений перемешались в душе: тоска от потери родителей, одиночество, безделье, неопределенность завтрашнего дня и просто сильная усталость. Она уснула, обнимая подушку.
Стук в дверь, который и разбудил девушку, был негромким, но довольно настойчивым. Босиком, протирая на ходу глаза, Надежда подошла к двери и, плохо ориентируясь, спросонья, в незнакомой конструкции, открыла внутренний запор, ничуть не заботясь о том, что на ней только нижняя обтягивающая водолазка из тонкого полупрозрачного трикотажа, едва прикрывающая трусики.
На пороге стоял тот самый молодой человек, что подвозил её к отелю. Только одетый теперь не в лётную форму, а в белую тонкую рубашку с широкими рукавами, собранными на манжет у запястья и перехваченными выше локтя строчеными синими ремешками в три пальца шириной. Рубашка была заправлена с напуском в строгие темно-серые брюки. Он улыбался и держал в левой руке на уровне подбородка пышный бледно-розовый цветок на высоком ребристом стебле.
– Извините, пожалуйста, – начал он довольно бойко, едва лишь открылась дверь, – я Вам не…
Последнее слово в заранее приготовленной фразе, очень четко определяющее создавшуюся ситуацию, было ''помешал''. И его, изрядно смутившемуся парню, пришлось выдавливать из себя буквально по слогам, разом осипшим голосом.
