Я лишь кивнул, не вдаваясь в спор. Личное общение давало мне возможность оценить Коновода по достоинству так, чтобы лишний раз не встревать с ним в опасные диспуты. Передо мной был опасный, не терпящий иного мнения, резкий, заводной, необузданный, заражающий своей энергией прирожденный лидер, способный привести стадо баранов на скотобойню. И он не успокоится никогда.
Между тем наш крестовый поход против советской власти выглядел все более странно. Мы все так же заходили в села и станицы. Под бесстыдно фальшивящий оркестр собирали народ. Коновод с каждым разом все более вяло, без былого огонька, призывал брать власть в свои руки и гнать большевиков. Мы даже не пытались собрать оружие, провести мобилизацию добровольцев. Зато активно призывали к растаскиванию колхозного имущества, притом сами забирали самое ценное, если оно было, «на нужды Вильны Украины» и тут же сваливали в туман.
Пыль столбом, оседающая на одежде и скрипящая на зубах. Гнущийся под ветром ковыль. Поля и сады. Все будто застыло во времени, как живописная картина на стене, и только мы движемся упорно через нее, из точки «А» в точку «Б», а потом и в «В».
Шли каким-то цыганским табором. Все это больше походило не на благородное народное восстание, а на пиратский рейд. Можно было подумать, что наша цель – пограбить всласть, а потом уйти за кордон, в Польшу или, на худой конец, в Румынию. Но, по большому счету, награбленное нами в нищих селах – это курам на смех. Это вам не взятый на абордаж испанский галеон с грузом золота. Вместо золота немножко советских дензнаков и какое-то бытовое барахло, с которыми практичные и жадные «воины-захисники» никак не желали расставаться.
Так и плели походные кружева. В них была какая-то система, которую я пока не мог понять. А если понять, то станут ясны и замыслы Коновода.
Постепенно наша извилистая дорожка становилась все уже. Со всех сторон нас обкладывали флажками, как волков. И только бескрайние просторы, отдаленность железных дорог и крупных трактов да отсутствие нормальной связи и разведки у противника позволяли нам двигаться вперед без серьезных столкновений. Ведь по-настоящему серьезный бой наше не слишком многочисленное войско вряд ли выдержит. Две сотни человек, один пулемет и недостаток патронов. Эх, об этом даже думать не хотелось.
Дни щелкали. Неожиданно неестественно похолодало, и ночью стало так зябко, что приходилось жечь костры. Потом богато пролился давно уже забытый дождь.
– Значит, жарить будет скоро, – со знанием метеорологического дела оценил я.
– Как бы нас самих не зажарили, – Батько, уныло смотрящий на залитые дождем уголья костра, нахмурился.
– Иван Иванович, вот скажи, как на духу. Куда мы ломимся? Зачем? Раскрой стратегический замысел, будь добр.
– А, – только махнул рукой Батько. – У Коновода спроси.
– Он расскажет?
– Как же! Жди!
– Почему так?
– Потому что есть кто и повыше, кто за рассказы рассказывалку вырывает.
А вот это интересно. Но не время пока продолжать эту беседу. И я перевел тему…
Между тем наше воинство постепенно, но неуклонно разлагалось. В первое время, на гордости от роли защитников свободы родного края, еще удавалось как-то держать всех в руках. Но любое такое мятежное формирование, лишенное ясной цели, сурового командования, без казней дезертиров и мародеров, неизменно превращается в дикую орду с сопутствующими бесчинствами, грабежами и насилием. Это лишь вопрос времени.
