– В тот же ве-чер… мы по-еха-ли к ней, к Ирине…
– Утром вы проснулись в одной постели? – с иронией подсказал Игорю один из серых.
– А? – Игорь поднял на него свой потухший взгляд.
– В общем – да… – ответил он печально. – А Наташа пропала.
Игорь сжал голову руками.
– Как долго это продолжалось? – напомнили ему о себе серые.
– «Недолго музыка играла» – с усмешкой промолвил Игорь. – Мне надо было вернуть Наташу. Звонил ей, но она не отвечала.
Купил как-то большой букет цветов, которые ей очень нравились: розы, жёлтые «Глория Дей». Зашёл в офис, где работала Наташа… с букетом… В перерыв. Там сказали, что она только что вышла…
– И куда же? – Поинтересовался один из серых.
– Поехала на лифте. На… на крышу, она и раньше иногда поднималась туда…
– Игорь пробормотал что-то несвязное, и из глаз его вдруг потекли слёзы. Серый тронул Игоря за плечо.
– Я побежал к лифту… – поняв, продолжил Игорь.
– Там, на крыше я стоял, дурак-дураком с этим букетом… Ветер чуть не сдувал меня вместе с ним. Наташи не было.
Случайно увидел её… – Игорь поперхнулся.
– На небе. Она… она… – Он зарыдал.
– Она… гуляла по облакам. Это невозможно. Невероятно! По облакам…. Через улицу от нашей высотки… Я крикнул… Наташа оступилась… И… Начала падать…
Дальше речь Игоря разобрать уже было невозможно: какие-то горловые клокотания. Врач прибегнул к шприцу, затем он и медсестра уложили допрашиваемого на топчан.
Двое в серых костюмах вышли из кабинета.
Первый задумался:
– Опять ничего нового. Симулирует? Убийство?
Второй ответил в унисон:
– Чёрт его знает… Но нет мотива. Врач оценивает его состояние, как нервный срыв. Может и правда: любовь-морковь…
Первый, как бы закрывая дело:
– Тогда она сама спрыгнула с высотки, ты же знаешь, в нашей практике…
Второй в раздумье протянул:
– Да-а-а… Но только как объяснить? Сослуживцы говорят, что последний раз её видели идущей к лифту, а тело мы обнаружили во дворе дома на другой улице…
Оба пожали плечами…
Это? Будет? Весной? (Девичья грёза. Аутотренинг)
…Это будет весной. Да, весной. Вечером. На закате. Будут петь соловьи. Бывает в соловьиной песне и сорок коленцев, но обычно – пятнадцать или двадцать. Если появляется соловей – мастер, то другие вторят ему. Райское наслаждение – более, чем «Баунти» – батончик с кокосовой стружкой под шоколадной глазурью – от которого таешь (но, чтоб не полнеть, следует есть яблоки и творог).
Да, будет весна и соловьи. Я буду без очков. Да, без. В голубых линзах. Но без косы. С детства не нравились голубоглазые блондинки с косой. А ему – наоборот. Такая невезуха. И в школе также было, с другим, вот «вынь и положь» – чтобы с голубыми, и с русой. Но, что делать? Всё татаро-монгольское иго, вот ведь как, уже столько веков прошло, а глаза остались их – раскосые. Ну, ничего – "неприятность эту мы переживём".
Имя менять не буду. Нет. Конечно, было бы лучше стать Татьяной или Екатериной, но я уже привыкла к своему. Привыкла. Да и все равно – ему подходят по совместимости: Ирина, Алина, Нина. Не успеть уже поменять, это так долго. До весны не успеть. Нет. Ведь сколько времени еще уйдет на омоложение: пластика, пилинг, липоксация… Нет, не успеть. Останусь прежней.
В комнате будет полумрак. Красный свет. Этот, возбуждающий чувственность красный луч. (Раньше были такие фонари, чтобы печатать – проявлять – закреплять. Надо найти, где-то валяется). Будет обязательно красный свет.
