«У меня тоже есть к тебе вопросы. Жаль только, не могу их прямо задать».
– Ты как себя чувствуешь? Можешь говорить?
– Валяй, – буркнул я.
– Ты заметил что-нибудь подозрительное, когда садился в ровер?
– Если бы я что-нибудь заметил, то не сел бы, правда?
– И ровер был… ну один из многих, он не маркирован как-то, то есть ты не знал, что поедешь именно на нем?
– Конечно, нет. Ты что, не знаешь, как мы их берем?
– Знаю, но хотел убедиться, – Торрес моргнул, наверное, сделал пометку в своем комме. – Ты с кем-то разговаривал перед тем, как все это случилось?
– Вел переговоры… записано же. А так – нет. В этот день общался только с коллегами, пациентов приходило трое или четверо. Об этом есть записи.
Общественный Защитник Торрес покачал головой.
– Странно это все, понимаешь? Очень странная авария. Мы не понимаем, почему так произошло. Ты точно ни с кем не общался до этого?
– Я бы мог пройти ментоскопирование, если это поможет. Но ведь в моем состоянии это нельзя.
– Да, конечно, не надо, – Торрес снова мигнул. Потом спросил нерешительно.
– У меня еще такой вопрос. Аркадий Дикий… о чем все-таки вы говорили с ним перед его гибелью? Ведь вы говорили, я знаю.
Мое сердце сжалось от адреналина и застучало быстрее. Случилось. Он произнес имя Аркадия – как будто признал, что никаких «просто аварий» у нас не было.
Ну не бывает так. Два крайне маловероятных сбоя техники – и подряд. И пострадавшие как-то связаны между собой.
Надо сказать ему о книге, подумал я. Наверное, надо. Хотя это было бы уж совсем безумие… И если есть хоть малейшая доля вероятности, что это безумие – истина, что сумасшедший «золотой лев» хоть в чем-то оказался прав… вот как раз в этом случае, как раз этому человеку ничего говорить не надо.
– Как тебе сказать. Он расспрашивал меня о матери. Рассказывал о себе. Он полетел на Цереру ради стажа – его могли назначить директором Пражской обсерватории, но не было горячего стажа… попенял, что у нас же не старые времена, а все еще от ученого требуются какие-то физические подвиги. Вот как-то так. В общем, обычный разговор.
– Он не рассказывал о каких-нибудь конфликтах, с кем-то из персонала «Тройки» или других баз?
– Нет, он ни о каких своих отношениях ни с кем не рассказывал. Да и виделись мы всего один раз. Ну до этого он пришел ко мне на прием. У него были головокружения. И заодно пригласил на концерт.
Торрес нахмурился. Его длинные темные пальцы бессознательно барабанили по спинке моей кровати. Я заметил, что один из насосов на моем плече сдулся – вся жидкость была перекачана в кровь, и он автоматически извлек иглу из вены и скукожился. Что это, не могу разглядеть – кажется, физраствор еще капает, значит, это был регенератор. Ну ладно, дежурный разберется.
– Жаль, – произнес наконец Мигель, – жаль, что ты не можешь хоть что-то ценное вспомнить. Если честно, я вообще не представляю, с чего тут начинать. Аварию в случае с Диким я проверил… как и говорил тебе. Но в конце концов, случайности бывают. Однако вторая, еще более маловероятная авария, второй сбой техники за месяц…
– Какая у тебя рабочая версия? – спросил я. Мигель блеснул красивыми черными глазами.
– Рабочая версия… Закон Оккама говорит нам, что все-таки случайность. Или же психический сбой кого-то из техников. Подстроить такое мог только специалист. Но ведь вы вроде следите за психическим здоровьем персонала. И отправить неустойчивого спеца на Цереру никто не мог.
