Делаю шаг назад. В тень.
Ощущаю себя лишним здесь. Инородным. Чужим.
* * *
Света
Крадучись выхожу из детской, не сводя глаз с малыша и боясь разбудить его.
В этом доме сын спит чутким сном. Реагирует на каждый посторонний шорох. Поэтому на цыпочках покидаю комнату, прикрывая за собой дверь, и облегченно выдыхаю.
Теперь у меня есть около двух часов, чтобы воплотить в жизнь кое-какую задумку.
Камеры!
По всему дому натыканы камеры, которые дико меня раздражают, и которые я намерена вывести из строя.
В детской я уже одну свернула, испытывая при этом непередаваемое удовольствие. Теперь на очереди остальные...
Ещё одну давненько приметила в коридоре. Ею и надо заняться в первую очередь.
Замечаю у стены обитое бархатом кресло и без сомнений начинаю толкать его в нужном направлении.
Оно оказывается тяжеленным, но зато двигается беззвучно. Что меня, конечно же, радует.
Пыхтя и нашёптывая себе под нос проклятья, всё-таки доталкиваю гробину до нужного места и, тяжело дыша, оцениваю свои возможности.
Высоковато. Но ничего. Если встать на спинку, вполне реально дотянуться.
Немедля забираюсь на нужную высоту и вытягиваю руку до злополучной штуковины.
Ещё немного... Уже почти...
Черт! Я сейчас просто грохнусь, балансируя на этом дурацком кресле!
– Осторожнее, – слышу недовольный голос, и на мою талию ложатся руки.
Мужские.
Романовские!
Тело сразу по максимуму напрягается, а сердце совершает тревожный кульбит, вызывая приступ тахикардии.
Взволнованно смотрю вниз и встречаюсь глазами с нахмуренным взглядом.
– Что за детский сад? – цедит сквозь зубы, стаскивая меня на пол.
Делает это с такой лёгкостью, будто во мне совсем нет веса. Вот же громила!
Оказывавшись напротив него, замечаю, что его ладони так и продолжают сжимать мою талию. От понимания этого где-то в подсознании зарождается паника.
Делаю резкий рывок, чтобы увеличить дистанцию, но он не отпускает. Только ещё сильнее стискивает, прищуривая при этом свои серебристые глаза.
– Не нужно ломать технику, – произносит строго. – Бесполезное занятие. А в твоём случае, ещё и опасное. Свернёшь шею, никому легче не сделаешь.
– Думаешь, я буду спокойно терпеть повсеместное наблюдение? – возмущённо интересуюсь. – Мало того, что запер меня здесь... Еще эти камеры! – снова делаю попытку вырваться и начинаю закипать. – Отпусти меня! Маньяк! Извращенец!
Не контролирую поток вылетающих слов из своего рта, когда Романов внезапно притягивает меня ближе, впечатывая в себя.
Такая близость оглушает. Замолкаю, опасливо замерев.
Он же медленно склоняется своим лицом к моему и заглядывает в глаза.
– Светик, не груби, – произносит предупреждающе. – Я не люблю этого. Ты знаешь.
Голос с металлическими нотками отрезвляет. Темный нечитаемый взгляд напоминает, кто передо мной. И вся моя дерзость сдувается как воздушный шарик.
Если когда-то я была абсолютно уверена в своей безопасности рядом с этим мужчиной, то теперь адекватно понимаю, что он несёт угрозу. С ним нужно быть осторожной. Не стоит его провоцировать.
Стискиваю зубы и отворачиваю лицо в сторону, кипя от молчаливого гнева. Рядом с ним мне сложно держать в узде свои эмоции, слова и поступки. Но, если не совладаю с собой – могу разозлить зверя. А мне это совсем не нужно.
Пока пытаюсь взять себе в руки, ощущаю, как он утыкается носом в мои волосы, делая глубокий жадный вдох.
Кожа мгновенно покрывается мурашками от воспоминаний, которые вызывает этот жест, и я резко отклоняюсь назад.
