Все мои планы пошли прахом. Я истратил доступные мне средства, потому что боялся попытаться выбраться из темницы, в которой сам и закрылся.
А тот бледный уродец менялся по мере насыщения. Он перестал шипеть, вопить и фыркать, он уже не ходил сгорбившись. Теперь он ходил как человек и даже держал спину ровно. Его взгляд стал осмысленнее. Он стал вглядываться в моё лицо, словно пытался распознать эмоции. Он тихо издавал звуки, будто пробуя произносить слова. Почти как человек… И когда он в последний раз приближался ко мне, он не бросался на решётку, а стал рассматривать железные проушины и кусок стального прута. Он начал соображать.
Ещё немного и этот уродец додумается, как открыть дверь. И он по-прежнему хотел меня убить, хотел меня сожрать. Он щёлкал зубами и смотрел на мою шею с вожделением. Он всё ещё был голоден.
Мой желудок тоже, как говориться, к позвоночнику прилип. Но я не думал о еде, мне бы не полез кусок в горло после всего, что я сделал, но ещё немного и я бы начал слабнуть. Я бы уже не смог бежать, у меня бы не осталось сил драться в случае чего.
Я знал: этот уродец неизбежно вернётся и попытается ворваться ко мне. Он не уснул и не потерял бдительность. Ему надо меня достать. Поэтому у меня остался последний шанс: попытаться уйти. Уродец придёт, ожидая получить очередной кусочек мяса. Где его теперь взять?
Только оторвать от себя… И почему тогда мне это показалось хорошей идеей?
Мизинцы. Не такие уж и нужные пальцы. А у меня они были здоровые. Сгодились бы за приманку, чтобы швырнуть в сторону и побежать, что есть мочи. Иначе мне самому скоро придётся грызть свои пальцы, чтобы не умереть от голода.
Я разгрёб песок, положил ладонь на кирпич, растопырил пятерню и замахнулся сапёрной лопатой. Я собирался отрубить себе палец… Я в самом деле собирался это сделать.
Нет. Сначала нужно проверить смогу ли я вытащить кусок прута из проушин одной рукой. Я проверил – смогу. Больше никаких отговорок.
Я снова положил руку на кирпичи, замахнулся, ударил. Мозг взорвался болью. Как больно! Господи, как это больно!
Я видел свою кость, смотрел как растекается кровь. Дело было не закончено. Так надо! Так надо! Ещё удар. Осталось только перерубить сухожилия и всё будет кончено. Снова удар. Теперь мой палец лежал отдельно от меня. Я перетянул руку куском ткани и стал накладывать бинты. Слой, ещё слой, через каждый проступала кровь.
Залпом выпив остатки воды, будто это был алкоголь или какое-нибудь обезболивающее, я приготовился к самой быстрой дистанции в своей жизни.
– На, подавись! – крикнул я, кинув свой отрубленный палец через решётку.
Обычно не проходило и секунды перед тем, как существо выныривало из мрака и бросалось на очередной кусок. Оно ловило их на лету!
Но мой палец упал в песок. Урод не кинулся на него, словно голодный пёс. Я стал ждать.
– Слышь! – закричал я. – Иди сюда, урод!
Мой голос прогремел в коридорах и растворился в тишине. Я вышел. Мой план не сработал. Не было смысла оставаться за решёткой. Чувство опасности сковывало меня. Я ожидал, что сейчас на меня бросится костлявое чудовище и порвёт на части. Но этого не произошло.
Я подобрал с пола свой отрубленный палец и зажал его в кулаке. Ну, где ты, мразь?
Я прошёл через галерею. Там всюду были следы на песке – отпечатки босых ног. А вот наш с Кирой трос и квадрат света в потолке. Надо мной были подвалы, где тоже был мрак, но не такой как в подземельях и этот свет показался мне ослепительным. От него болели глаза.
