– В общем-то да, – ответил Арчер.
Он не стал ходить вокруг да около и сразу объяснил Атласу причину своего визита. Тот сидел в большом кожаном кресле, изредка покачивая ногой, слушал, не произнося ни слова. Иногда Арчеру казалось, что он видел тень улыбки, пролетавшей по лицу комика, но в остальном Атлас ничем не выдавал своих эмоций. Разговор шел в уютной гостиной, обставленной добротной мебелью. На маленьком фортепьяно стояли фотографии известных темнокожих артистов и спортсменов с дарственными надписями. Окна выходили на небольшой парк, и Арчер видел маленькие островки грязного снега, сереющие на черно-коричневой земле. Атлас встретил его в серых фланелевых брюках и темно-синей шерстяной рубашке с отложным воротником. Его ярко-желтые носки сверкали, стоило ему шевельнуть ногой.
– Что же мне теперь делать? – спросил Атлас, в его глазах мелькнула хитринка. – Я должен выйти на площадь и объявить во всеуслышание, что я нехороший черный старикашка, что я признаюсь во всем, что отныне становлюсь добропорядочным ниггером и, если меня не выгонят, обязуюсь каждый вечер перед сном петь «Звездное знамя»[33]?
– Ты можешь делать все, что хочешь, – ответил Арчер.
– И ты проделал столь долгий путь, чтобы сказать мне об этом? – В голосе Атласа слышались нотки удивления. Новости Арчера нисколько его не взволновали. В холодном зимнем свете шрамы на темной коже щеки едва просматривались.
– Я приехал потому, что хочу помочь, – ответил Арчер. – Может, у тебя есть убедительные доказательства того, что все эти обвинения – чушь. У нас есть две недели, чтобы…
– Две недели. – Атлас покивал. – Сколько я ра- ботаю в программе, Клем?
– Ты знаешь не хуже меня. Три года.
– Четвертый год. А теперь я получаю две недели на то, чтобы оправдаться. Ты очень великодушен, Клем.
– Послушай, Стенли, – разговор с Атласом всегда давался Арчеру с трудом. Обращаясь к нему, он словно заранее ставил себя в невыгодное положение, – не я все это затеял. Будь моя воля, этот вопрос никогда бы не поднимался.
– Ты хочешь сказать, что не будешь возражать, если мы, красные, захватим власть в государстве, зарежем мистера Хатта и изнасилуем всех белых женщин? – Атлас изобразил изумление. – Для меня это сюрприз, Клем. Большой сюрприз.
«А ведь до чего было бы приятно, – подумал Арчер, – разбить сейчас нос этому хладнокровному улыбающемуся человеку».
– Послушай, Стенли, – ему пришлось приложить немало усилий, чтобы голос остался спокойным, – я в этой истории тоже не посторонний.
– Они прислали черную метку и тебе? – Улыбка Атласа стала шире. – Да уж, у этих парней и муха не пролетит.
– Нет. – Арчер уже начал смиряться с мыслью, что здесь понимания он не добьется. – Мне они ничего не присылали. Против меня обвинения не выдвинуты.
– Думаю, ждать осталось недолго, – успокоил его Атлас. – Скоро пригласят и тебя, можешь не волноваться.
– Я пытаюсь спасти программу! – с жаром воскликнул Арчер, желая пробить броню насмешек, которой отгородился Атлас. – Я пытаюсь спасти как можно больше артистов. Я хочу понять, какую позицию должен занять во всей этой истории.
– Теперь до меня дошло, – кивнул Атлас. – Ты так долго ехал в подземке не для того, чтобы помочь мне. Ты приехал сюда, чтобы помочь себе.
– Хорошо, – смирился Арчер. – Будем считать, что ты прав.
– А теперь, – Атлас чмокнул губами и задумчиво уставился в потолок, – давай прикинем, как и чем мы сможем помочь белым? Тебя устроит, если я позвоню мистеру Хатту и скажу, что я – истинно красный и каждое утро получаю инструкции непосредственно из Кремля? Или лучше признаться в том, что я глупый ниггер, с большим трудом научившийся читать и писать, разбирая по слогам «Прокламацию об освобождении»
