Растяпа. Ум, честь и совесть - страница 10
– Ну и дурак.
Когда пробирались переулками Розы, услышал, как Кожевников бормочет под нос: «Еще раз? Да ни за что!» Интересно, это он о чем?
Наконец, пришла минута, когда мы известили о своем прибытии нажатием кнопки дверного звонка. Я был на взводе словно пружина: мне надо было прятать свой страх.
Открыла теща – теперь уж бывшая.
Лялька была в Челябинске, а Крюковы сидели на чемоданах – Виктор Киприянович получил место в ЧелябНИИОГРО (научно-исследовательский институт открытых горных разработок) и к нему квартиру в областном центре.
Витек кинулся ко мне – подобное тянется к подобному – и его детская радость легким покрывалом окутала мне плечи.
– Пал Иваныч, – представил шефа.
О своей должности он сам.
– Так ты теперь работаешь в райкоме партии? – теща с удивлением ко мне.
Я кивнул.
– Инструктором? Как интересно!
Но женские заботы взяли верх над любопытством. Она собрала Витю в дорогу.
– Сюда не привози – через день-два мы переедем жить в Челябинск. Твой телефон у Ляльки есть – жди, позвоним.
За ее улыбкой что-то крылось. Что точно я не мог понять – но что-то сложное, запутанное. Поцеловала внука, и мы с Витей отправились в машину.
Пал Иваныч задержался. К этому моменту он уже процедил все слова и впечатления от моих родственников сквозь фильтр собственного жизненного опыта и готов был к разговору, ради которого сюда ехал, тратя свое личное время на устройство судьбы незадачливого сотрудника. Пусть Ляльки нет, но Кожевников не из тех, кто покидает поля боя, настроившись на битву – с кем-нибудь все равно сразится. Когда мы с Витей закрывали дверь, он сидел с таким видом, словно готовился в атаку.
Дожидаясь Пал Иваныча, мы наболтались досыта.
Витя откинулся ко мне на грудь и закрыл глаза. Но вскоре головка его свесилась набок, и он пристроил щечку на мою ладонь. Обнял мою руку, как плюшевого мишку, без которого не ложился спать. Я прикрыл глаза и задремал вместе с ним.
Проснулся, когда Пал Иваныч открыл дверцу машины. Витя спал.
Пока мы проезжали Розу, шеф не проронил ни слова. Мне было до того не по себе, что я не сразу уловил его настроение. Наконец до меня дошло, что, возможно, он тоже чувствует себя неловко. Странная, однако, была мысль. Ведь когда мы ехали сюда, в нем было столько уверенности в себе, столько самонадеянности….
– Тебе не повезло, – сказал вдруг Пал Иваныч, а я вздрогнул. – Прекрасные люди твои родственники, но ты не вписываешься в их круг.
Самообладание ко мне вернулось, ведя за руку обиду.
– Умом?
– Нет, старик – воспитанием.
Я не сразу нашелся, что сказать. Хотелось возразить.
– Из Вити они воспитывают внука, а он мой сын и тянется ко мне.
– Это потому, что он тебя любит, – мягко заметил Пал Иваныч.
На душе стало теплее – она смягчилась, и я погладил наследника по кудрявым волосам.
– И что ты посоветуешь мне делать? – поинтересовался осторожно.
– Жену отпустить, забыть и не томиться, сына любить. – Помолчав немного, густым баском хохотнув, сказал. – А бабу мы тебе найдем – без числа «пи», но работящую.
Я не ответил. Настроение сникло.
– Что-нибудь не так пошло? – спросил, имея в виду разговор с родственниками.
– Все так – мы поняли друг друга. Говорят – с тобой напряжно. Я обещал отговорить тебя преследовать их дочь.
– Я преследую? Вот это да! Пал Иваныч, обещаю – слова первым не скажу, не позвоню ни разу… Ей.
До ворот родительского дома доехали молча. Витя спал. Взял его на руки, вылез из машины. Остановился, чувствуя себя неловко.