Растяпа. Во всем виноваты шахматы - страница 4



Точнее, случилось так – собираемся мы в воскресенье, как обычно к десяти часам в нашу бендежку, а там два очумелых блицора сидят: как с вечера сели, так до сих пор. Ключ от замка на двери знали где лежит – вошли и погнали. Теперь собрались домой отсыпаться. Ну да, как же, как же… великие люди.

А как же наш клуб? Смотрю на их лица – недовольные оба: играют на деньги, но в долг. Проскуряков недоволен, что сумма, которую он стремится отыграть, растет с каждой партией. А Маненков недоволен тем, что Афанасьевич никогда ему непосильный долг не сможет отдать.

Где же выход из ситуации?

Попробовал я Боровинского уговорить – вмешаться и растащить этот клинч. Только не знаю – беседовал с ними Сергей Васильевич или нет.

Сам наехал, потому что подумал – если я чемпион района еще пока, то должен руководить событиями в клубе: заставлять их случаться. К этому меня обязывает мое звание. И говорю блицорам:

– Вы что творите? Вы же клуб наш губите. Я надеялся, через год-два засунуть пастернаков бобровских куда-нибудь подальше, а вы тут такую гадость чинить удумали.

Проскуряков хмурится и молчит, ему явно нечего сказать – ну, понятно: влип. Ответил мне Маненков:

– А ты, Егорыч, к нам присоединяйся – втроем веселее будет. Или боишься за свой карман? Похоже, теперь ты не так крепко в седле сидишь, как раньше, а?

– Ты считаешь, что на глупые вопросы мне следует отвечать, да?

– Ну, а если вздумаете меня выгнать – буду ездить в Южноуральск: там ребята играют по-взрослому.

Вот даже как! Ну-ну, никогда просто так не болтай…

Последовала продолжительная пауза – два лидера Увельского шахматного клуба схлестнулись друг с другом характерами. Но если существуют разные мнения, всегда есть возможность договориться – так диктуют правила компромисса. И я попробовал:

– Знаешь, что я заметил – чем лучше ты играешь, тем хуже твои манеры. К чему бы это?

Маненков прищурился, пытаясь играть роль крутого. Плечи расправил, вздохнул глубоко – вдруг поможет? Нет, тупее обычного тупого может быть только тупой, корчащий из себя крутого. Он даже жалость вызывает. То, что Сергей теперь играет в шахматы лучше меня, никакого значения не имело в плане простых мужских отношений.

– Придираешься – значит завидуешь, – сделал вывод Сергей и упрекнул. – А еще друг называется.

– Я тебе не друг. И все мы тут не друзья на пикничке, а участники большого и серьезного дела, которое вы с Афанасичем вздумали развалить.

Вот тут-то меня осенило – а почему бы и нет?

– Послушайте, мужики, мы ведь с вами на одной улице, только с разных её сторон говорим – почти кричим друг другу и не слышим. Почему бы нам не сойтись вместе и не осудить общие проблемы?

– Я тебе все сказал, – пожал Маненков плечами. – Скучно становится тут: не с кем играть. Один только Афанасьич в блиц сопротивляется.

Еще один Пастернак! Ладно, проглотим для пользы делу.

– Частично ты прав.

– А может быть, в основном?

– Но у меня есть задумка, как вернуть некоторым зазвездившимся стимул к игре.

– Колись, мы послушаем – вдруг сработает. Чем прельщать думаешь?

– Хорошо, – говорю, – прельщу. Хотите играть на деньги? Будет вам игра на деньги. Но для начала давайте проведем квалификационный турнир, где каждый сыграет с каждым.

Заинтригованный Маненков, а за ним Афанасьич мне уступили.

За два или три воскресенья мы турнир провели, я итоги подвел.

И вот учредительное собрание участников клуба. С докладом «О переходе игры в шахматы на деньги» выступаю я.