Ратибор. Капель первого круга - страница 14

Хотя Глаину медовуху, после княжеского почина трёхлетней давности, Микула Гурьяныч, стал нередко возить во град Листвень и перепоручать дворцовой челяди. Вместе с подробно расписанными, питейными ярлыками Глаи, радея о здраве, престарелого Доброгнева. Что он делал, в благодарность за подаренный нашей семье, некогда дозорный терем с башней, до сих пор, пригодный для жительства. Который виден на лесном холме, прямо из верхнего яруса, дворцовойбарамды. Именно тогда, впервые распробованная князем Доброгневом, молодильная сома, привела его в неописуемый восторг, поскольку разогнала кровь и избавила от ноющих, суставных болей!

Давеча, во время трапезы, покашливая от волнения и беспокойно поглядывая на Глаю, дедушка Микула, тихо прошептал: «Как думаешь, Ратин?! Корноухий из берлоги поднялся? Ты пройдись утречком, по нашим бортям... Послухай пчёлок, ладом ли, они суровые карачуны пережили? Иди тихонько, как научен и подвесь возле дупел, тяжёлые сутунки. При сих заботах, поглядывай по сторонам, бойся голодных ревунов, которые давят пробки и злобно рыскают по округе, в поисках первых заедков и целебного мёда!».

Микула глянул вновь, вслед вышедшей во двор, прабабки Глаи и продолжил: «Ещё вот что, порскни за берёзовую рощу и приозёрный ельник, не доходя до распадка, который недалече от Клюквенного болота. Проведай Корноухого бера, но к логову не суйся! Поищи его метки на деревьях и следы на проталинах. Коих он, поди наделал изрядно, ежели сосал лапу и перезнобил здраво, а засим возвращайся». На что Азъ, с готовностью отозвался: «Конечно, всё как велено, сделаю! Сегодня стрелы поправлю и веревки подготовлю, а завтра перед рассветом, побегу по бортям и Корноухого проведаю».

Заслышав приближающиеся шаги, я начал отстранённо разглядывать, чередующиеся узоры свастики и птицы Гамаюн, на домотканой скатерти. Прекрасно понимая, что ежели раскроется тайна, то прабабка разведку запретит! Поёлику теперь, она непримиримо серчает, когда мы вспоминаем священного бера, который прошлым цветом, задрал её любимую тёлку. «Ты на всякий случай, с собой лук прихвати! – скороговоркой, закончил Микула. – Ежели настреляешь зайчишек, то оставь в подарок, Корноухому покровителю, нашей заимки. Такое лакомство, ему завсегда по нраву».

Воротившись из ледника, с крынкой сметаны в руках и подозрительно взглянув, на нас обоих, Глая строго молвила: «Вервие для вашей затеи, я уже подготовила, только волосяное не троньте, заговорщики неуёмные, а берите пеньковое! Которое, чтобы не гнило и было прочными, я пропитала конопляным маслом». И неспешно вытерев, руки о передник, с укором добавила: «Вы Микула, свет Гурьяныч, вместо того, чтобы беспокоиться о тате одноухом и отрока на глупости подбивать, лучше бы после вспашки репища, о ремонте прохудившейся стайки подумали. Ведь крыша протекает, а скотине на влажном сене, лежать зябко!». На что дед Микула, недоумённо посмотрев на меня и беспомощно разведя руками, покорно прогудел: «Будет исполнено, Глая Монионовна!».

Азъ не удержался от улыбки, из-за того, что в такие мгновения, взаимоотношения старцев, откликались в моей душе, чувством почтения и восторга! Ведь несмотря на прожитый век, они ворковали между собой, как влюблённый парубок, ухаживающий за не ведающейдивчиной! Пряча нежные чувства, под личиной античной чопорности, а потому величали друг друга на Вы, по имени и отчеству.