Иван Фёдорович, едва сдерживая улыбку, сказал:
– Согласен, вывернутыми их назвать нельзя. Вот голенастая ты – да, оттого и колени шишковатыми кажутся. Это пока, потом израстёшься, и ноги покрасивеют, конечно, если в футбол гонять не будешь. Тут он прав. Вреден девчатам футбол. Всё повывихиваешь, к чертям, лучше шить учись да стряпать.
– Ещё один! – перестав намывать коню бок, возмутилась девочка. – Палёный и вы думаете, как вымершие динозавры. Он тоже твердит: «Иди вышивай. Нельзя девочкам с пацанами, мы боимся тебя травмировать». Главное, драться можно, не боится травмировать, – потрогала синяк Софийка, – а в футбол со мной нельзя. Придурок вообще Палёный.
– У Палёного есть имя?
– Марат.
– Это не Сафаргуловых младший, который чуть родной дом не сжёг?
– Он, неадекват, поэтому Палёный.
– Вот что скажу: нравишься ты ему, худышка. В вашем возрасте мальчики симпатию показывают через антипатию.
– Ну конечно! Ему Катька городская нравится. С ней переписывается. Лайки ставит на все фотки. Вообще, он не в моём вкусе, – по-взрослому сообщила Софийка. – а в футбол не принимает из-за страха, что я его затмю.
– Затмю? – переспросил Иван Фёдорович, изобразив недоумение.
– Не притворяйтесь, вы же поняли, о чём я.
Кряж, посмеиваясь, пожал плечами.
– Могу затмить, – пояснила девочка. – так говорят?
– Так, так, – продолжая посмеиваться, успокоил её Иван Фёдорович.
– Я же голы лучше всех забиваю, – гордо заявила Софийка. – раньше с Маратом в одной команде были, теперь с низовскими против него буду играть. – и, кивнув на Тимошку, спросила: – Какой породы?
– Понятия не имею.
– Видно, что породистый. Покупали щенка и не спросили?
– Нет.
– Почему?
– Я в породах ни бельмеса, для меня любая собака – собака, хоть породистая, хоть дворняга, её понимать, воспитывать и любить треба.
– То есть просто пришли, взяли и ушли молча?
– Ну-у-у да… примерно так… – Иван Фёдорович явно тяготился её пристрастным расспросом.
– Дядь Вань, что-то скрываете, по глазам вижу.
Кряж рассмеялся.
– Шпионка. Вся в бабулю.
– Я хуже. Пристану – не отстану. А ну быстро рассказывайте! – шутливо приказала Софийка.
– Хорошо, – сдался Кряж. – в мае, помнишь, жаркие дни были?
– Ещё бы! Палёный меня прямо в одежде в речку столкнул и всем кричал, что я первая купальный сезон открыла, хотя до меня уже сто человек искупалось. Придурок, вообще.
– А я за сморчками ходил, в низинах искал. В этом году их мало было: снег быстро сошёл, солнце палило, земля подсохла…
– И сморчки сморщились! – со смехом вставила Софийка.
– Даже сморщиться не успели – вообще не проклюнулись. Походил, походил, грибов практически не нашёл, поэтому решил пройти на заливные луга дикого лука набрать. Подобрал ещё одну хорошую палку для опоры – подъёмы тяжеловато даются – и вверх поковылял. Смотрю, стоит «опель», на открытом участке. Обычно городские оставляют свои машины ближе к деревьям, прячут, а эта на середине тропы. Когда мимо проходил, увидел вот этого, – Иван Фёдорович показал на Тимку, – скрёбся, метался по салону. Не знаю, сколько он пробыл закупоренным под солнцем, но то, что задыхается, понял сразу. Стукнул я со всей дури по лобовому стеклу палками.
– Зачем?
– Думал, сигнализация включится. Ничего не сработало. Одна палка треснула, другая сломалась. Отстегнул я тогда приставную стопу, вынул деревяшку из кожуха и долбанул по окну… разбил.
– Всё-таки разбили!
