Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - страница 38
Воображение уже рисовало ей новое платье от Уорта, роскошный номер в самом дорогом нью-йоркском отеле, перекосившееся лицо Мадлен в момент, когда она хлестала ее по лицу веером.
Прекрасные видения. Скоро они станут реальностью.
С этими сладкими мыслями Эштон заснула.
Она проснулась, бормоча имя Коллинза. Но ответа не услышала.
Сквозь щели в ставнях пробивался дневной свет. Эштон ощупала постель рядом с собой.
Пустая и холодная.
– Коллинз?
На старом бюро лежала короткая записка, нацарапанная карандашом.
Моя милая маленькая мисс Желтые Башмачки!
Продолжай сочинять истории о «рудниках» в Вирджиния-Сити. Может, кто-нибудь и клюнет. А я и так уже знаю, что было в тех фургонах, потому что нашел их, и вовсе не собираюсь делиться. Но спасибо за особые удовольствия.
Прощай, Б. К.
Эштон завизжала и не переставала визжать, пока не разбудила всех: Розу, третью девушку, сеньору, которая ворвалась в комнату и наорала на нее. Эштон плюнула ей в лицо. Сеньора дала ей пощечину. Но Эштон продолжала визжать и рыдать.
Два дня спустя она нашла пуговицу, отлетевшую от штанов Банко Коллинза. А потом, рассмотрев ее и еще немного поплакав, спрятала в свою шкатулку.
На Санта-Фе опустилась адская жара. Люди старались двигаться как можно меньше. Каждый вечер Эштон сидела на жестком стуле в кантине, не зная, что ей теперь делать и как убежать из этого постылого места.
Она не улыбалась. Никто из посетителей ее не хотел. Сеньора Васкес-Рейли начала жаловаться и грозить, что выгонит ее. Но ей было наплевать.
ТЕТРАДЬ МАДЛЕН
Июль 1865-го. Вчера ездила в город. Шерманы, жалея меня, настояли, чтобы лошадьми правил Энди. Странно было ехать вот так, словно белая хозяйка со своим рабом. В какие-то моменты казалось, что ничего в нашей жизни не изменилось.
Однако в Чарльстоне представить такое уже невозможно. Из окон компании Купера на Конкорд-стрит видны огромные пустующие склады, где теперь гнездятся грифы-индейки. Не застав Купера, я оставила ему записку с просьбой повидаться позже.
После страшного пожара шестьдесят первого года мало что отстроили. Выгоревшая часть города выглядит так, словно там тоже побывал генерал Шерман. Среди печных труб и заросших травой фундаментов бродят крысы и дикие собаки. Многие дома рядом с набережной Бэттери сильно разрушены снарядами. А вот дом мистера Леверетта Докинза на Ист-Бей уцелел…
Если и существовал человек толще, чем старый юнионист Докинз, Мадлен такого не встречала. Ему было за пятьдесят; безупречные, специально для него сшитые костюмы облегали его крупные, как арбузы, ягодицы и живот, настолько огромный, словно он собирался родить тройню. На стене гостиной за его спиной висел неизменный ряд портретов предков. Когда Мадлен вошла, Докинз уже сидел в гигантском, изготовленном на заказ кресле, глядя на бухту у развалин форта Самтер. Он терпеть не мог, когда кто-то видел, как он ходит или садится.
Мадлен спросила о закладных на Монт-Роял, составленных в разных банках Антанты, на общую сумму в шестьсот тысяч долларов. Докинз ответил, что скоро откроет собственный «Пальметто банк» и попросит правление выкупить и объединить все закладные.
– Монт-Роял – прекрасный залог, и я с радостью стану держателем этих бумаг.
Мадлен рассказала об идее создания лесопильни, но Докинз не проявил особого воодушевления.
– Мы не можем ссужать большие суммы под подобные прожекты, – сказал он. – Разве что правление найдет тысячу-другую на постройку сарая, закупку нескольких пилорам и годовое жалованье для бригады ниггеров. Если вы, конечно, найдете этих ниггеров.