Больше всего уело Соньку упоминание о старых платьях, так как младшая сестрица, привыкшая в бытность свою толстушкой к одежде на заказ, эту привычку усвоила намертво, и костью в горле у родителей стояла – всё только новое и только модное и никак иначе. Сонька же как донашивала за всей родней, так и впитала этот остаточный принцип, облегчая жизнь семье, но страдая неимоверно. А коварная Райка доплетала последние финтифлюшки в кружево заговора:
– Ты думаешь, твой Илюшенька тебя простит? Как же! Вот ты его «ранимый» называешь, а на самом деле, он неуверенный в себе и оттого ревнивый, мелочный и злопамятный. И мстительный. Мелочно мстительный. Все неуверенные мужики такие. Он прикинется, что тебе поверил, а сам обиду затаит. Хуже нет, когда у мужика обидки. Ты уж мне поверь, мне Наташа Линич всё про такие дела рассказывала. Она уж знает. Вот выйдешь ты за него замуж, а он тебе изменять начнёт. Чтобы отомстить. А ты как думала? Уверенный мужик что бы сделал? Да он бы Костику морду набил, это как минимум. Тебе бы тоже могло достаться. Он бы тебя бросил после этого, но Костьке бы по фейсу настучал, к бабке не ходи. А Илюша сбежал и носу не кажет. Ты думаешь, ему не захочется отомстить? Вот и думай.
Всё. Дело сделано. Отрава уже проникла Сонечке в мозг. Тяжеловесно, со скрипом, но поворачивается же механизм, навсегда закрывающий двери перед Илюшей Лузбергом и приоткрывающий вход для Соломона.
– Уф! – внутренне выдохнула Райка, как будто втащила на гору два полных ведра на коромысле, и, заценив изменившийся взгляд Сони, выпорхнула из кухни.
Пару недель спустя, когда уже вовсю шли приготовления к свадьбе, подошёл к Райке на улице какой-то незнакомый шкет. Понтуясь, остервенело смоля бычок и смачно сплевывая, он оценивающе оглядел Райку с головы до ног и сквозь выбитые передние зубы прошепелявил:
– Хороша Лялька, убиться веником! Однако до тебя разговор есть.
– Шо такое?
– Маруся Тихая, хавера того бобра, которого ты с сестрой окрутила, разговор до тебя имеет.
– Ой, не делайте мне беременную голову! Какая такая Маруся? Шоб я так её знала, как я не знаю! Если она Тихая, так пусть и сидит себе тихо!
– Я вас умоляю, кралечка! Шо до меня, так я бы целовал ваши ножки с утра до вечера! Однако приходите на Тираспольскую к кинотеатру сегодня в восемь, а то вашей сестрёнке портрет так подправят, что никакой фраер не позарится.
– Ой, не делайте мне смешно! – томно протянула Райка, лихорадочно прокручивая в голове варианты. Не её территория, незнакомая, и подготовиться не успеть. Но если не прийти, угроза будет приведена в исполнение, сомневаться не приходилось. В восемь. Уже темно. Но и откладывать нельзя. – Так в чем же дело? Зачем же так долго ждать? Если Маруся хочет разговор, она будет его иметь. Только не в восемь, а в шесть.
– Рыбонька, Маруся сказала в восемь.
– Ну, как хочете. Я сказала, а вы имейте в виду. А в восемь у меня свидание, не до вас мне.
Вильнув бедром и заглянув мальцу прямо в душу, Рая застучала каблучками прочь. Мысли вихрем проносились в голове. Как назло, Сёмка с компаньонами по какой-то надобности умчался в Харьков, а Санька с женихом набрались накануне, снимая пробу с очередной партии сырья для жидкости «Бриллиант», и теперь представляли собой два храпящих полена, уложенных крест-накрест на старой софе в кладовочке. Комнату братьев занимала теперь Райка, так как оба они снимали отдельные апартаменты. Перебирая в памяти дружков понадежнее, Райка вдруг встрепенулась от пришедшей в голову идеи. И через мгновение уже мчалась к телефону-автомату на углу, так как дома говорить было невозможно, Райка не хотела посвящать мать с отцом в свои планы. Набрав номер милицейской части, она долго добивалась, чтобы ей позвали капитана Мамыку, добилась-таки и, задыхаясь, затрещала в трубку: «Жора, спаси меня! Меня убивать будут сегодня вечером на Тираспольской у кинотеатра и расчленять тоже в шесть часов, Жора, если ты меня еще помнишь! Помнишь мои сладкие поцелуи! Жора, я хочу остаться в живых, чтобы снова иметь тебя в своих объятиях! Жора, если ты не спасёшь меня, ты будешь иметь мой труп!» Она бросила трубку и направилась на встречу.
