– Знаете, господа, – прервал паузу король, – мне сегодня сон приснился. Лечу это я во сне и вижу дерево, а на ветке сидит покойный министр тайной полиции, сидит, грустный такой. Я подлетаю к нему и говорю: «Привет, Алекс, о чем грустишь?» А он мне: «Что-то жизнь совсем не мила». А я ему: «Да ты же умер давно». А он мне: «Вот по этому-то и не мила».
Король обвел гостей взглядом. Все молчали.
– Помнишь Алекса, сынок? – обратился король к принцу.
– Помню, – сказал принц, – редкая сволочь.
– Конечно, сволочь, но юморист же был. Неужели он сейчас в аду?
Никто королю не ответил.
– Если бы я был Богом, я бы простил Алекса только за его чувство юмора, – заявил король.
– У Бога нет чувства юмора, – вступил в разговор доктор.
– Как нет? – удивленно спросил король и повернулся к шуту. – Это правда, Вольдемар?
– У Бога прекрасное чувство юмора, – ответил карлик.
– А анекдотик можно? – попросил король.
– Запросто. Посмотрите в зеркало и смейтесь, сколько хотите, – сказал карлик и засмеялся.
– Хамить верховной власти? – нахмурился король.
– Как можно. Я имел в виду не вас лично, а вас, как человека, потому что человек и есть воплощенное чувство юмора Бога, – ответил карлик. – Молись Ему или проклинай – без разницы. Небесный хохот не умолкает. Поверьте, то, что мир театр, а люди в нем актеры – неправильное умозаключение. Правильней сказать «мир – цирк, а люди в нем клоуны». Миллионы клоунов и один зритель, умирающий со смеху. Людям глупо боятся наказания за свои проказы. Каждый из нас после смерти получит по конфетке….
Через несколько минут королевский завтрак был окончен. Катя с Иванко вернулись в покои принцессы. У Кати начались уроки танцев. Перед началом занятий принцесса нашла Аленку и дала ей поручение показать графу замок.
– Хорошо, – кивнула фрейлина, откладывая выкройки платья, – только я не умею показывать замки.
– Приличные девушки должны уметь показывать замки, – ответила Катя.
Аленка пошла к себе переодеваться, и вернулась через пять минут в нарядном голубом платье. Они вместе с графом отправились на прогулку. В залах было многолюдно. Дамы и господа не спеша прогуливались. Иванко с Аленкой тоже никуда не торопились.
– Сейчас много людей, а бал пройдет никого не будет. Идёшь куда-нибудь, идёшь, и никого нет, – сказала Аленка. – Даже не знаю, что вам показать. Тут смотреть-то особо нечего. Можно было бы в парк сходить, там интересно, но Ее Высочество не разрешила. Пошлите, картины посмотрим?
– Пошлите, – согласился Иванко.
Вскоре они пришли в Картинную галерею, состоявшую из нескольких вытянутых комнат, по стенам которых висели картины. Людей было много. Иванко и Аленка стали ходить от картины к картине время от времени перебрасываясь впечатлениями. Одна из картин заинтересовала графа. Она была странной. На ней был нарисован не то сад, не то просто большой зал. Он был весь в цветах, одни цветы. В центре картины стоял стол. На белой скатерти стоял гроб, обитый в белое, в котором тоже вся в белом лежала маленькая девочка. Глаза у девочки были закрыты. Руки сложены на груди. Девочка была засыпана цветами. Что-то было в этой картине очень странное. Граф никак не мог понять что именно.
– Узнали? – спросила Аленка.
– Что? – не понял граф.
– Это я.
Иванко посмотрел на фрейлину. Фрейлина показала на картину.
– Я нарисована, – уточнила она.
– Да вы что, – удивился граф и внимательней посмотрел на нарисованную девочку, потом перевел взгляд на фрейлину. Аленка, кривляясь, закрыла глаза и сложила руки на груди.
