Слушая Жюли, Лоренцо с горечью убедился, что больше не интересует ее как мужчина. Былой возлюбленный остался только в ее воспоминаниях о студенческих годах, а теперь она видела в нем только друга и собрата по профессии. Лоренцо умел достойно проигрывать: ему удалось скрыть свое разочарование, он заставил себя держаться с Жюли по-дружески, и только. Таким образом, первые месяцы их сотрудничества прошли вполне благополучно. Жюли быстро осваивала все новое и даже упрекала себя в том, что прежде не интересовалась дикими животными в отличие от Лоренцо; вместо этого она сидела «как пришитая» в Париже, чтобы не оставлять в одиночестве больную мать. И теперь она восхищалась сообразительностью обезьян или умом слонов, слегка побаивалась крупных кошек и волков, внимательно прислушивалась к советам других ветеринаров. Не прошло и двух месяцев, как Лоренцо передал ей часть своих обязанностей, что позволило ему полностью посвятить себя руководству парком. Тем не менее он присматривал за ее работой, но Жюли это совсем не обижало. Во время утренних совещаний с ветеринарами и смотрителями она предоставляла ему составлять и записывать на настенных досках новые распоряжения и никогда не оспаривала их.
Словом, все шло хорошо… вплоть до того времени, когда Жюли начала слишком часто улыбаться и шутить, разговаривая со старшим смотрителем Марком, который руководил бригадой из пятнадцати человек. Это был высокий сорокалетний атлет, опытный работник. Лоренцо нанял Марка еще на стадии строительства зоопарка, привлеченный его невозмутимым спокойствием, серьезностью и прекрасными рекомендациями. Марк обожал свою работу, отлично выполнял ее и не жалел времени на терпеливые разъяснения подчиненным. Когда их с Жюли приватные беседы стали слишком частыми, Лоренцо понял, что они нравятся друг другу. Продолжение не замедлило себя ждать: она и Марк начали встречаться.
Видеть, как женщина, которая несколько лет назад разбила ему сердце и которую он до сих пор втайне любит, поддается обаянию другого мужчины, стало для Лоренцо мучительным испытанием. Он, конечно, воздержался от всяких комментариев, не возненавидел Марка, не стал обижаться на Жюли. И даже не старался избегать их, когда они вместе, под ручку, уходили с работы в конце дня. Но это не мешало ему чувствовать себя несчастным. Ведь он так надеялся когда-нибудь снова завоевать Жюли! Мечтал, обещал себе это, уповал на то, что сотрудничество поможет им вновь сблизиться. Ему даже в голову не приходило, что она может оказаться в объятиях другого. Но вот теперь ему приходилось ежедневно видеть их вместе, и ему оставалось только одно – изображать безразличие и молчать.
Молчать точно так же, как он часто делал в юности и как приходилось молчать даже теперь, когда он повзрослел и отвоевал у судьбы свою мужскую свободу.
* * *
Валер пригубил вино и кивком выразил одобрение официанту.
– Тебе наверняка понравится, – сказал он сестре.
Он заказал «Кондриё»[6], охлажденное и ароматное, чтобы доставить удовольствие Летиции, не любившей красные вина.
– Помоги мне уговорить маму, – продолжал он. – Она очень хочет поехать со мной, да и пора бы ей немного проветриться. Но папа, конечно, ворчит – впрочем, он ворчит всякий раз, когда речь заходит о Лоренцо.
– А как там Лоренцо?
– В прекрасной форме – так мне показалось. По-прежнему изыскивает там и сям деньги для зоопарка и по-прежнему одинок.
