– Нас называют Раз-Два. А как окрестили тебя? – поинтересовалась я, сильно смутившись.
– Меня зовут Саша для всех и без исключения, – улыбнулся он немного сухо. – На поганые кликухи я не отзываюсь. А теперь, пожалуй, начнём сначала. Меня зовут Саша, а вас?
– Надя и Вера, – поправились мы, в тот момент не до конца понимая, какая сила таится в этом поломанном, но не сломленном человеке.
– Сколько подушек на вашей кровати?
Совершенно неожиданный, этот вопрос сразу же поставил нас в тупик.
– Одна, – только и смогли мы пристыженно выдавить из себя, бессмысленно переглянувшись.
– Я так и знал.
– А так хотелось бы две, – с сожалением сказала я, вдруг осознав всю несправедливость ситуации.
Он понимающе кивнул и ответил, начав с вопроса.
– Так в чём же дело? Неужели вы будете спать на одной подушке всю свою жизнь? А какой здесь отвратительный персонал. Ладно бы не было мозгов, так у них и совесть отсутствует. А тот старый телевизор в актовом зале – зачем он там стоит, если безнадёжно сломан? (на самом деле раньше телевизор работал, собирая вокруг себя немало зрителей) А эта пронизывающая мерзлота. Уже конец ноября, а отопления нет. Они специально издеваются над нами, чтобы бы не жалеть?
– Как ты успел так быстро во всём разобраться? – ответила я вопросом на вопрос. – Ты ведь здесь новенький!
– При желании можно узнать всё! Имеющий глаза – всё увидит; да и книг в этом месте, – он обвёл руками читальный зал и радостно причмокнул, – разумеется, в достатке будет.
Он любил употреблять слово «разумеется». Но это ничуть не портило его речь, даже, наоборот, делало её более убедительной.
– И, разумеется, куда бы вы ни отправились, вы обязательно наткнётесь на Петровну, либо на Ильиничну: мелковат выбор, не находите? – он горько заулыбался, – можно подумать, у них на всех один отец или же кому-то не хватило фантазии.
– Петровна и Ильинична – значит, папаш как минимум двое, – решила сумничать ты.
– Сути это, к сожалению, не меняет, для нас они все на одно лицо, как и мы для них.
На каждую кем-то высказанную мысль у него имелось собственное мнение, зачастую шедшее вразрез с «непреложными» принципами.
Я слушала молча; и хотя множество вопросов просилось наружу, задать их, разумеется, я не решилась. Прочитав нам лекцию о правах и свободах, вежливо попрощавшись, Саша направился дальше. И как ни была поражена я в тот день всем, что им было сказано, я всё равно не могла понять: зачем призывать людей быть неповторимо разными? Не проще ли делить человеческий мир на Петровных и Ильиничных? В тот вечер я больше не могла читать.
Как минимум в одном он оказался прав – с приближением колючих морозов жизнь в интернате заметно ухудшилась. Только в основе наших бед лежало не то, о чём все подумали – холод, плохие учителя или скудная пища (это лишь следствие), – а тотальная потеря контроля над происходящим. То есть создавалась такая ситуация, когда никто ни за что не отвечал и ничего не хотел менять, все тихонько страдали своими маленькими личными трагедиями, растрачивая жизнь на терпеливое ожидание.
Конец ознакомительного фрагмента.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
