Я смеюсь, она чихает.
– Будь здорова.
– Спасибо. Одолжи какую-нибудь толстовку, а?
– Конечно. – Я забираю у Рене фонарик и веду её в прачечную. Там долго роюсь в шкафу со старой одеждой, подсвечивая каждую стопку, пока не нахожу то, что нужно. По размеру подойдёт только красная кофта, которую четыре года назад мне купила бабушка. Спереди на ней написано: «Этот мальчик – гений». Я носил её не снимая.
Рене ловит кофту, которую я ей бросаю, и уходит в ванную, чтобы переодеться. Пинг бежит следом. В это время я снимаю мокрую футболку и натягиваю другую, тоже любимую. Из всех вещей, которые лежат в корзине, моей оказалась только она – тёмно-синяя с надписью: «Сохраняй спокойствие и выгуливай собак».
– А для девочек такие делают? – спрашивает Рене, выходя из ванной.
– Вроде, да. Точно знаю, что у них есть толстовка с надписью: «Маленькая принцесса».
– Пусть лучше будет: «Эта принцесса – гений».
– Тебе обе подойдут.
«Принцесса-гений» – это тоже про Рене. В свободное время она штудирует Википедию.
Мы идём в гостиную смотреть на шторм. Пинг бежит за нами. Когда очередная молния озаряет небо, я вижу знакомый силуэт на дорожке, которая ведёт к дому. Наконец-то! Папа дома.
Кажется, его несут не ноги, а куча мокрых крыс. Я бросаюсь к двери, а Пинг срывается с рук Рене. Он заливается лаем, как только приземляется на пол.
Дверь открывается. На пороге появляется папа.
– Я привёл йорков.
Как же они шумные!
Йорки больше похожи на массу лающих мокрых крыс. Комнату заполняет знакомый запах – затхлый и в то же время сладкий, с ноткой грязи. Мокрые собаки. Обожаю.
– Я подумал, что нельзя оставлять их одних, – говорит папа.
– Великие умы мыслят одинаково, – кивает Рене, пока Пинг обнюхивает одного из йорков.
Это едва не стало второй ошибкой за день. Йорки даже между собой не ладят, что уж говорить про Пинга и Понга.
– Где Понг? – спрашивает папа.
Я пожимаю плечами.
– Где-то в доме.
Собаки начинают отряхиваться. Папа вздыхает.
– Поможете обтереть этих ребят полотенцем?
– Конечно. – Я иду на кухню, где у нас шкаф для метёлок, тряпья и всего такого. Рене не отстаёт от меня ни на шаг. Клянусь, я чувствую её дыхание на своей шее. Дверь шкафа открыта настежь. Странно. Я отдаю фонарик Рене и тянусь к верхней полке за полотенцем
Вдруг что-то хлопает меня по ногам. Я отскакиваю назад и толкаю Рене.
– Понг!
Он в ответ лупит хвостом по полу. Рене поднимается с пола.
– Я в порядке. – Она светит фонариком в шкаф, и мы видим чёрно-белого пса, втиснувшегося между метлой и пылесосом.
– Понг, всё хорошо. Дома можно не бояться молний.
В луче света видно, как Понг открывает пасть, будто улыбаясь нам. Он смущён, но выходить по-прежнему не хочет.
Я снова протягиваю руку к верхней полке и стягиваю с неё кучу выцветших полотенец.
– Вот! – Я протягиваю несколько полотенец Рене, и мы возвращаемся в гостиную. Кидаю пару полотенец папе, и каждый из нас выбирает по собаке. Я обтираю Охотника, его имя написано на ошейнике. Все йорки названы по присказке про радугу, папе даже заказали для них разноцветные свитера. Миссис Ирвин, их хозяйка, – художница, как и мистер Ковальски. Раньше они оба работали в колледже Могавк.
– Кто здесь хорошая девочка? Это Рози хорошая девочка, – воркует Рене, обтирая другого йорка.
Ещё двое носятся по комнате, убегая от Пинга и оставляя мокрые следы на диване и ковре.
– После этого вторжения маму замучает аллергия, – качает головой папа, переходя с полотенцем к очередному пёсику. – Столько собачьей шерсти. Придётся, обработать все диваны и ковры паром.
