Время шло, и Таисья всё чаще говорила Марии, что нечего под ногами ей тут путаться. Как и почему Мария путалась у нее под ногами, она не могла понять. «Ну, ехать надо будет, поеду. Все одно, где жить», – думалось в те дни девчонке.
Как и обещал, Витек частенько приходил к ним домой вечерами. Пил чай и болтал со взрослыми. А потом заходил к Марии за занавеску, что отгораживала ее кровать от общей комнаты, и очень заботливо учил девочку читать. Учеба была ей не в тягость, и уже к концу года она неплохо читала. Маша не думала, почему этот веселый дядька, а именно, дядькой он ей казался, занялся ее образованием. И почему тратит свое время на это.
Начало нового одна тысяча девятьсот девятого года ничем особенным в жизни Маши не запомнилось. Все дни она проводила в трактире, а вечерами читала теткиным дочкам книжки, которые, как и прежде приносил им Витек. Писала она хотя и печатными буквами, но уже быстро и красивым почерком. Уже и считать по арифметике училась. Витек был превосходным учителем, а Маша, прилежной и способной ученицей.
Так и шли день за днем. Пока в один из майских дней в трактир не нагрянули полицейские. Маша вышла в зал убрать грязную посуду как раз в тот момент, когда они подошли к столу, за которым Витек кого-то обыгрывал в карты и травил очередную байку о своих любовных похождениях. Она остановилась, словно почувствовала что-то неладное. А Витек, уже заметил приближающихся стражей порядка, бросил взгляд на застывшую девчонку, подмигнул ей и улыбнулся. Улыбка получилась не такая как раньше, бодрая и добрая, а какая-то печальная, будто он извинялся перед ней за что-то.
Девочка даже отступила назад и не видела, как один из полицейских положил руку на плечо Витька, но поняла, что происходит что-то странное и пугающее. Она инстинктивно почувствовала, что от этих людей в черных мундирах ее Витьку… ее дяде Вите угрожает опасность. В эту минуту в зале раздался звук опрокинутого стола и разбившейся посуды. Послышались чьи-то крики: «Вали его на пол, вяжи!».
Маша поняла, что в зале опять дерутся взрослые, как не раз это бывало в их заведении, и что сейчас среди дерущихся был близкий ей человек. Звон разбитого стекла, звук опрокинутых стульев и… Витек, ее дядя Витя, вдруг неожиданно оказался прямо перед ней. Схватив ее в охапку, он забежал в моечную, и задвинул дверную щеколду.
– Не бойся, Машуля, не бойся, я сейчас уйду, – он тяжело дышал, а из носа текла кровь. – Машуля, возьми вот это… – он знал, почему доверяет свою тайну этой девчонке и был уверен в своей правоте.
В дверь стучали всё сильнее и сильнее. Казалось, еще мгновение, и либо у нее сломается щеколда, или она совсем слетит с петель. Было слышно, что кто-то с разбегу пытается ее сломать.
– Не стреляйте, – там моя дочка, услышала Маша голос тетки. – Не стреляйте!
– Маша, спрячь это. Я скоро вернусь. Спрячь Машенька и ничего не бойся и никому не говори, – уже шепотом проговорил Витек, сунув в ее детские ручки довольно увесистый сверток. – Ты, очень хорошая девочка. Я скоро вернусь и заберу тебя от сюда, и увезу тебя к теплому морю. Прощай, Машуля!
Маша хотела было спросить: «А там, где море, там есть счастье?», но Виктор открыл запасной выход, через который ходили за дровами, да выносили помои, и выбежал во двор. Некоторое время ещё Маша стояла со свертком в руках, словно в забытьи. Она никогда не слышала от взрослых таких добрых по отношению к ней слов.
