Серафима лежала на такой же как и мужики еловой подстилке, повернувшись лицом к реке, и подставив спину к теплому догорающему костру. Некоторое время она ворочалась, пытаясь поправить под собой торчавшую ветку. До реки было метров сто, но сквозь редкие прибрежные кусты она хорошо была видна. Глядя на ее размеренное течение, Плетнева, наконец, успокоилась и закрыла глаза, надеясь немного поспать перед ответственны делом.
1881—1889 годы
В одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году морозы на Рождество стояли лютые. Жизнь в Москве, казалось, остановилась. Только струящийся из всех возможных труб сизый дым давал повод усомниться, что это не большая вымершая деревня, а все же главный город России.
Дарья Апраксина, дородная девка лет тридцати от роду, три года назад по наказу матери приехала навестить тяжелобольную тетку, да так и осталась в Москве. Через несколько дней после приезда к ним зашел их земляк и сообщил, что мать ее скоропостижно скончалась. А еще через день не стало и тетки. В родной Вологде никого у нее не осталось, а потому забрав с дому нехитрые пожитки, она переехала в Москву. Большой двухэтажный дом на улице Моховой, в котором жила ее тетка, принадлежал хозяину прядильной фабрики. В нем проживали несколько семей работников этой фабрики, где вскоре и стала работать Дарья. Там же жила и Зинаида Зотова вместе с пьяницей мужем и дочкой Фимой.
Стоя на табуретке, Апраксина ногтем скоблила образовавшуюся на оконном стекле снежную шубу. Сутками топящаяся печка не успевала прогревать общую кухню, и чтобы хоть как-то умерить идущий от окна ледяной холод, она вчера завесила окно старым суконным одеялом. А сегодня с ужасом увидела, как все окно покрылось толстым снежным наростом. Даже когда на улице совсем рассвело, в кухне из-за этого снежного занавеса светлее не стало.
Она принялась тщательно соскребать всю эту рождественскую «благодать» огромным кухонным ножом, собирая падающую снежную крошку в стоящее тут же помойное ведро. Наконец, основная часть рамы была очищена, и Дарья сквозь промерзшее стекло увидела, как двое здоровенных мужиков тащат по двору ее соседа.
– Зинка, это не твоего ли благоверного под руки ведут! – прокричала она на всю квартиру, слезая со скрипучего обшарпанного табурета. – Опять, твой паразит, набрался. Наверное, при станционной пивной два дня пропадал с дружками своими. А ты всё переживаешь за него, – уже подойдя к двери в комнату Зотовых, проговорила Апраксина.
Спустя пару минут в дверь квартиры постучали. Предчувствие чего-то нехорошего не отпускало Зинаиду уже который день.
– Дарья, сходи, открой, – тихо проговорила она, выглядывая из своей комнаты.
Но этого не потребовалось. Дверь в квартиру оказалась не заперта, а потому после очередного удара кулаком, она распахнулась настежь.
– Эй, хозяева, – раздался с прихожей осипший мужской голос. – Принимайте жмурика.
Слова были произнесены как-то буднично и безучастно, будто растаскивать по домам покойников было для него делом обычным.
– Зинка, ну, ты… ты чего стоишь-то, – Дарья слегка дотронулась до соседки.
Она сразу поняла, что случилось, и уже была готова начать причитать.
– Кузьмича-то куда положить? – обратившись к Апраксиной, спросил тот же голос.
– Тут его пока на сундук привалите, – проговорила Дарья.
Мужики как-то неловко перевалили закоченевшее тело на стоявший в углу коридора сундук, и попятились к двери.
