Разбойничья Слуда. Книга 4. Рассвет - страница 18



– Ты, Гаврила, ступай домой. У меня дела сегодня еще будут. Завтра к обеду придешь. Да, и ружье забери, – кивнул Конюхов на повозку. – И патроны тоже.

– Так, это… Лошадь, может в хлев ко мне поставить? У меня и ворота высокие, аккурат под коня. В тепле отдохнет. В конюшне-то места нет: там нынче опять что-то переделывают. Я накормлю и завтра приведу. Не на улице же кобыле ночевать.

– Добро, – согласился Конюхов.

Они расстались у колхозной конторы. Дождавшись, когда милиционер скроется за дверью, Гаврила запрыгнул в телегу и поехал к дому. Мысль о том, чтобы взять к себе Зорьку на постой, пришла к нему сразу, как только он понял, что ночевать будет дома. Оставлять в берлоге сегодняшнюю находку было нельзя, а на себе такую тяжесть зараз не принести. Уехать с Конюховым в райцентр и, не перепрятав золото, нельзя, ведь неизвестно как дело повернется. А вдруг кто-то из деревенских к берлоге сунется, что тогда? Найдут же все. Брать колхозную лошадь в нынешней ситуации тоже нельзя. Председатель, поди, уже знает, что Конюхов не просто так приехал и вряд ли разрешит.

Вывезти находку из берлоги и спрятать ее в надежном месте – не самая большая проблема. А вот как сделать так, чтобы вообще всю ситуацию с горшками замять? «Может Конюхову что-то предложить? Но что? – с этой мыслью и подъехал Оманов к дому». Он сходил за сеном и накормил кобылу. Пока Зорька восстанавливала силы, перекусил и сам. Затем собрал все свободные в доме мешки и спрятал в телеге. Предупредив Ваську, что скоро вернется, сходил во двор24, выгнал из хлева овец и запер их в отдельной стайке.

Гаврила съездил к берлоге и управился со всеми делами, когда на улице уже было темно. Спрятав мешки с золотом, наконец, добрался до дома. Первым делом распряг уставшую лошадь и завел в хлев. Вернувшись к телеге, собрал в охапку привезенные от берлоги поленья и сложил рядом с дровами под взвозом.

– Васька, ты дома? – крикнул он, войдя в избу.

– А где мне быть, – отозвался тот из другой комнаты.

– Возьми лампу и сходи в хлев кобылу напои. Да сена дай, не жалей.

– Лошадь? – удивился Васька.

– Конюхов приехал, а в конюшне места нет, – устало ответил он.

– А-а, понятно, – протянул Васька и покосился на отца. – А с медведем что? Матери…

– Что-нибудь придумаю, – оборвал его Гаврила и, махнув устало рукой, рухнул на скамью.

После того, как ему, наконец, удалось сообразить, что завтра предложить Конюхову, настроение у него заметно улучшилось. Однако сил, чтобы радоваться, совсем не осталось. Гаврила откинулся к стене и прикрыл глаза.

Когда Васька вернулся, отец, склонив голову набок, уже крепко спал. Он стянул с него промокшие за день сапоги, стянул потные онучи и унес все на печь. Толи от холодного пола, толи еще от чего, Гаврила поджал ноги и повалился на бок. Сын заботливо устроил их на скамье, взял с ленивки подушку и положил под голову отцу. Затем из комнаты принес большое одеяло и прикрыл отца.


– Ну, что, ночной странник, явился? – в ответ на свое приветствие услышал Оманов, когда на следующий день вошел к Конюхову в кабинет. – Куда же это тебя носило? – усмехнулся Конхов.

«Кто-то донес. Кто-то видел меня, – пронеслось в голове у Гаврилы». Однако он тут же взял себя в руки и подошел ближе милиционеру. Стянув с головы шапку, Оманов добродушно улыбнулся и, вытащив из-за пазухи небольшой сверток, положил на стол.

– Есть грех, признаю, – он старался говорить как можно спокойнее. – Думал, арестуешь сегодня, вот и решил кое-какой скарб с лесу привезти. Охотиться собирался, плахи на белку заготовил недавно. Пришлось съездить и прибрать. Растащат или сгниют в лесу без присмотра. На себе не принесешь, а в колхозе коня не допросишься, – произнес он заготовленное на всякий случай объяснение.