Мы пили чай с пирожками, и разговаривали, оказывается, у нас были схожие жизненные ситуации, Наташа жила в квартире своих родителей, которые так же, как и мои, выйдя на пенсию, потянулись к истокам, в деревни, принимать наследство наших дедушек и бабушек. – Спасибо, – сказал я, отодвигаясь от стола, – ты тоже мастерица, вкусно готовишь! Наташа, улыбаясь, ответила, – пирожки пекла мне мама, в дорогу, но я тоже умею!
Потом она принесла семейный альбом, и мы, сидя рядом на диване, смотрели фотографии, Наташа осторожно, как бы ненароком, прижавшись ко мне, рассказывала, кто есть кто. И вдруг, мне попала на глаза фотография, точно такая же была у меня дома, в семейном альбоме родителей, на ней первомайская демонстрация, бог знает, какого года. Молодые отец с матерью ведут меня, я держу в руке флажок, а рядом тоже молодые мужчина и женщина, мужчина держит на руках маленькую девочку, с воздушным шариком в руке. Я посмотрел на Наташу, она, с неизменной улыбкой, произнесла, показав на девочку, – это я, а вот этот мальчик Коля Галитин! – Понятно, значит у наших родителей общий заводской друг фотограф, точно такое же фото есть у меня дома! – Подумать только как всё интересно, Наташа, но мне уже пора! Я встал с дивана, – спасибо за хлеб-соль, за интересную беседу, но пора и честь знать! Пока я одевался и зашнуровывал ботинки в прихожей, она стояла рядом, маленькая, стройная, в домашнем халатике, и такая красивая, но грустная. В последний момент насмелилась, шагнула вперёд, притянула меня пальчиками за пуговицу моего пальто, и тихо сказала, подняв лицо. – Коля поцелуй меня! Этого, я от неё тоже не ожидал, стоял, боясь её обидеть. – Я женат, Наташа! – Ну и пусть! – Мне ничего не нужно, только этот один поцелуй! Говорила она, со страданием в голосе, и слезинками на глазах, и я обнял её нежно и поцеловал в губы, но она не отпустила меня, впиваясь губами, целовала меня долго-долго, насколько хватило воздуха, и голова моя поехала, закружилась, как в первый раз. Я вдруг понял, что мне очень нравится эта девушка, мне хочется её видеть, слышать, просто быть рядом, но у меня было большое НО, кругом, как ни крути, и Наташа знала об этом и всё понимала. Наташа сама открыла дверь, и потупив взор сказала, – ты прости меня Коля! – И ты прости, – я шагнул за порог. Дома я был, как и в обычные дни, в начале седьмого, и с порога понял, что Антонина только передо мной явилась домой. Мальчишки, наперебой, выговаривали ей, – мама, где ты ходила целый день? – У нас кушать не чего! Сёмка возмущался, – ты же сказала в магазин пошла, а сама ничего не купила! Антонина, в расстёгнутом пальто, виновато оправдываясь, торопливо выложила из авоськи на стол полбулки хлеба бутылку молока и полпалочки чайной колбасы. Все трое повернулись на звук закрывшейся двери, в глазах детей я видел огромное не желание нашей предстоящей ссоры, а в глазах жены отчуждение и страх. И я спокойно произнёс, – что то мать ты стала через чур экономна, боюсь нам не хватит этого на раз, и в нашем доме принято разуваться, помнится ранее, ты всегда нас «пилила» за это, – я кивнул, на её новые сапожки. Я видел, как она негодовала, но не произнесла ни слова, что бы обозначить это, видел новую причёску и другой цвет волос, но не нашёл слов для комплимента, и снова спокойно ей предложил. – Может, наконец, разденешься, и приготовишь ужин, или может, ты сегодня очень устала и доверишь мне это сделать самому? Антонина готова была взорваться в любую секунду, а я видел в глазах детей немую мольбу, и пошёл в ванную мыть руки. Сёмка подошёл ко мне, – пап, а пап пойдём завтра снова на рыбалку? – Сынок, а может мы все вместе с мамой, пойдём в кинотеатр, посмотрим какое-нибудь новое кино? Антонина на кухне гремела посудой, и на вопрос Сёмки раздражённо ответила, – у меня стирки накопилось уйма, не когда мне, идите с отцом!
