Связисты пострадали, по вине болтливого шофёра, ужиная в солдатской столовой, за одним столом, с рыжим Фогелем, шофёром полуторки Фонштуленко. Он проболтался, сетуя, что опять не повезло, придётся везти, на ночь глядя, в мехкорпус офицера связи с пакетом. И Фонштуленко устроил засаду, а гибель Пряничека, я угадал правильно, случайность. Комиссару Лагутину позвонили, уведомив в гибели офицеров и шоферов, и он, переживая смерть друга, и беспокоясь о деле, которое, он не успел закончить, позвонил в особый отдел, с просьбой, разобраться с подозреваемыми. Заместитель, начальника особого отдела, старший лейтенант госбезопасности Хрюкин, человек, не далёкий, в политике и пристрастный к алкоголю, был в хороших отношениях с Фонштуленко, «на этой почве», он позвонил комиссару дивизии Поламарчуку, и участь Лагутина была решена. Вальтер и Готлиб, были внедрены по документам, убитых командированных, Панарина и Яниса.
Голос старика за спиной, вывел меня из раздумий. – Ты, всё правильно сделал, сынок, это фашист! Я старый человек, много видел и пережил, за свой век! Мы с Сарой жили в Германии, детей завели поздно, и радовались им! А фашисты, пришли и убили моего Лейбу, а ведь, он был хорошим врачом и никому не делал зла! Моя Сара хотела защитить сына, но получила прикладом в висок, и нет больше Сары! Я схоронил жену и сына, и, бросив свою аптеку, с единственной дочкой Адой, бежал в Россию! Я, Мануэль Давидзон, фармацевт, всю жизнь делаю лекарства, так почему, я должен терпеть это, они устроили в моём доме, место встреч, и увели мою дочку Аду, пригрозив убить её, если я их выдам! Так вот, я устал бояться, они держат её в сторожке, у лесника Пахома, там у них рация и радист Фридрих, спасите мою Аду, молодой человек! Я успокоил старика и спросил. – Как найти мне, эту сторожку, отец? – О, это очень просто, молодой человек, простите, не знаю, как вас называть? – Зови меня, Коля, отец, а сам подумал, ведь, Герхард не сказал мне о Пахоме и радисте, молодец старик, нельзя оставлять их при связи! – Так вот, Коля, сразу за моим домом лес, увидишь большой, засохший дуб, от него вправо уходит маленькая, но хорошо заметная тропинка, она и ведёт, прямо к сторожке! – Коля, только будь, пожалуйста, осторожен, они вооружены. Я, пошёл бы с тобой, Коля, но мои больные ноги, боюсь не дойду, и буду обузой! – Не волнуйся, отец, и жди нас дома! Сказал я, и побежал к той шпионской сторожке, время было дорого. Я бежал по тропе и думал, не угодить бы в засаду, тропа наверняка охраняется, надо постараться, хотя бы бежать, не создавая лишнего шума. С тропы я сойти не мог, не зная местности, мог легко заблудиться.
Сколько я пробежал, километра три или четыре, просто стал уставать, и решил чуть-чуть отдохнуть, присел, привалившись спиной к дереву, успокаивая, запалённое дыхание. И вдруг почуял, как будь-то, напахнуло табачным дымком, я лёг на землю и осторожно отполз от тропы в лес, спрятавшись за дерево, медленно высунул голову, поверх мелкого кустарника и травы, и огляделся. По тропинке никто не шёл, метрах в пятидесяти она круто заворачивала направо, я продолжил взглядом примерный маршрут тропы, и неожиданно, увидел его. Здоровенный мужчина, сельской наружности, сидел у дерева и смотрел через кусты на тропу, в сторону поворота. В зубах его дымилась «самокрутка», левая рука его была забинтована и покоилась на груди, на перевязи через шею, в правой он держал маузер. Вероятно, это был Пахом, его нужно обязательно нейтрализовать, в рукопашную его, даже однорукого, вряд ли одолею, стрелять нельзя, звуки по лесу далеко разносятся, услышат в сторожке. Мне удалось незаметно подкрасться к нему сзади, и я, что есть силы, ударил его рукоятью пистолета по голове, какое-то время, он сидел неподвижно, потом, медленно, завалился набок. Пришлось, прислонить его обратно к дереву, и привязать к нему. Руки также, не жалея раненной, завёл назад и связал позади дерева. Снял с него сапоги и связал портянками ноги, картуз его, применил вместо кляпа, а глаза завязал носовым платком. Вот, и порядок, отдыхай дяденька, говорил я удовлетворённо, поднимая с земли его маузер, а свой пистолет, засовывая в кабуру, теперь надо поскорее к сторожке, и заканчивать с этим делом, умаялся я!
