Век ушёл, растворился в дремучем лесу,
И слезами, и кровью, и желчью весь вытек,
Но маячит другой век, что сушит листву,
Что хромает по жизни, скрывая свой вывих.
И людей, и титанов рвал «век-волкодав»,
И смердят до сих пор не зарытые трупы,
Но пришёл век-гиена – и новый устав,
Возродив барство, воет в свинцовые трубы.
Век-гиена смердит и лукаво хитрит,
Поделив всех на стаю, на стадо и племя,
И не слушая племени сдавленный крик,
Режет стадо для стаи, опять не жалея.
И затворами ружей расстрельных грозит,
И победами славного прошлого тешит,
И князей новых лепит из старой грязи,
И уже не понятно, кто ферзь, а кто пешка.
Вместе с варварством в ногу шагает прогресс,
И убийство – в законе… Морален – убийца…
Странный век на дворе, словно мёртвый —
воскрес,
Жив – Христос, вот и некому больше молиться.
Мы вот-вот доломаем России хребет,
Человека отдав на заклание веку —
И недолго осталось России хрипеть,
Заглушая вопросы к себе человека.
Ты лишился «веселья и чести своей» —
Ты – счастливец, испивший пиалу цикуты.
Я ж – в довольстве гнию на потеху князей,
Я ведь веком своим за безмолвие куплен…
