Еда не лезла в горло, он ни о чём не мог думать кроме этой встречи с привидением. Потел и когда время медленно ползло к назначенному сроку, ощущал, как живот сдавливали спазмы. Вопросы и непонимание – всё что осталось.
Медленно поднимаясь по ступеням, он разглядывал розовощёких летёх, курящих на крыльце УВД. Стас дёрнул за ручку тяжёлую дверь, и вошёл внутрь. Назвал номер кабинета, получил пропуск.
Олеся Владимировна оказалась не такой уж и страшной. Было ей на вид слегка за тридцать. Пронзительный взгляд серых глаз изучающе поначалу разглядывал Стаса. Потом смягчился и потеплел.
– Не беспокойтесь Станислав Сергеевич, – она что-то записывала в блокноте. Оторвала взгляд от бумаги и внимательно посмотрела на парня. – Понимаю, что вам не ясно, почему я позвонил вам. Но и нашему отделу стало кое-что известно, и ваша фамилия странным образом появилась в списке свидетелей.
– Я вообще не понимаю, о чём речь? Я просто поинтересовался, работает ли здесь Чернов? – Стас вдруг почувствовал, как разозлился и на этот кабинет с решётками на окнах, и на эту дамочку – суровую и властную Олесю Владимировну.
– Дело в том, что ваш интерес не случаен.
– Конечно, но это моё личное дело, – огрызнулся Стас. Не мог же он, в самом деле, рассказать о ночном происшествии на кладбище. Конечно, не мог, не хотел показаться идиотом.
– Против Чернова возбуждено уголовное дело. Каждый, кто интересуется им или связан с ним, приглашается на беседу. Дело серьёзное и нам необходимо опросить каждого, кто имел с ним какие-либо дела.
Стас слушал Олесю Владимировну, но ничего не понимал. Чернова обвиняли во взяточничестве и в каких-то криминальных схемах. Ничего нового он не мог сказать о Вадиме, да и какую-либо полезную информацию не получил тоже. Только, как бы невзначай, спросил о деле 1986 года, где в огне погибли мать и дочь, и что Чернов встречался с погибшей женщиной, но в деле это не было отражено никак. Спросил наугад, однако майора Петрову его рассказ заинтересовал.
– Откуда у вас такая информация, Станислав Сергеевич?
Он по обыкновению пожал плечами и сказал, что недавно наткнулся на статью в интернете и вспомнил, как давно, лет десять назад ему рассказали о том случае с Фадеевыми. Что мать встречалась с Черновым, а всю вину повесили на отца семейства, что якобы он убил жену и дочь и поджёг квартиру. Фамилии не назывались, но история, казалось, до деталей схожа с делом Фадеевых.
– Как любопытно, – Петрова приподняла левую бровь и прижала к губам кончик ручки. – Я слышала об этой истории. Жутко, но отец насколько мне помнится, признал вину, и о Чернове в деле ни слова.
– А не думаете ли вы, Олеся Владимировна, что Вадим подчистил свои следы и вышел сухим из воды?
– Доказательств нет, – вздохнула майор, – старое дело, ещё при Союзе. Такие уже не раскрыть, но мне стало интересно, не скрою. А кто рассказал, возможно, кто-то из свидетелей?
Тут Стас понял, что врать дальше сложно и пожал плечами, сославшись на какую-то бабушку. Олеся Владимировна задумалась, а потом вдруг сказала, что насколько она помнит, осуждённый за убийство отсидел свой срок, но не полностью, его отправили в психиатрическую лечебницу через год после заключения. Парню показалось странным, что молодая женщина настолько осведомлена о деле тридцатилетней давности.
Словно читая его мысли, она сказала, что в отделе по убийствам работал её отец, и какие-то обрывки информации остались в памяти. Потом она захлопнула блокнот и добавила, что Стас может идти домой. Выписала ему пропуск и попросила, если он что-то вспомнить. Протянула визитку, и пожелала хорошего дня.
