Час спустя Кларенс всё еще сидел с ними, хотя после своей реплики при обсуждении суда над Дракером больше не произнес ни слова. Когда они покинули кафе, он пропустил Гая, Дэвида и Кляйна вперед и задержался, надеясь, что Гарриет пойдет рядом с ним. Они почти не виделись с тех пор, как на вечеринке в честь постановки «Троила и Крессиды» он предложил ей вместе вернуться в Англию, а она не восприняла его всерьез. Теперь, судя по всему, с дружбой было покончено, и тут оказалось, что Гарриет ее недостает. Пока все говорили наперебой, она обычно молчала: в отличие от Гая, она не любила выступать на публике. Однако наедине с кем-то она охотно разговаривала, а поскольку сама в детстве пережила развод родителей, то невольно сочувствовала Кларенсу, детство которого было ужасным. Ей не хотелось разделять его недоверие к миру. Она дразнила его, высмеивала, но вместе с тем симпатизировала ему. Теперь же чувствовала, что он обратил свое недоверие против нее. Кларенс винил ее в том, что она поощряла его, а потом отвергла. Возможно, так и было. Они молча прошли под каштанами, обходя крестьян, которые устроились здесь на ночь, и повернули на дорожку под благоухающими деревьями. Прохладный влажный воздух расцвечивали ароматы невидимых цветов.
Чтобы разговорить Кларенса, она спросила, много ли у него работы, хотя знала, что ее крайне мало.
– Нет, – мрачно ответил он и надолго умолк. – Я вообще не знаю, что здесь делаю. С самого Дюнкерка Бюро словно замерло. Инчкейпу всё равно, конечно. Он мало этим занимался. Что нам было пропагандировать, кроме эвакуации с Нормандских островов и потери Европы?
Он горько рассмеялся.
– А как поляки?
– Практически все уехали. Я сам лишил себя работы.
– Так почему бы вам не вернуться в университет? Гаю нужна помощь.
Кларенс вздохнул. Она легко могла представить выражение виноватой тоски на его лице.
– Ненавижу преподавать. А со студентами мне скучно до зевоты.
– Так что вы будете делать?
– Не знаю. Попробую заняться дешифровкой в Миссии.
– Я думала, вы презираете Миссию и всех ее сотрудников.
– Надо же чем-то заняться.
Шагая по узкой дорожке, Кларенс старательно выдерживал дистанцию между ними, неубедительно изображая отчуждение. Гарриет так хотелось отвлечься хоть чем-то, что она готова была первой сделать шаг навстречу, однако она сдержалась. Такой романтик, как он, никогда не удовлетворился бы банальной дружбой, которую единственную она могла ему предложить.
Они подходили к воротам. С дороги уже доносился шум. Кларенс замедлил шаг. Теперь, когда он наконец заговорил, ему не хотелось покидать безопасное пристанище и выходить на улицу, где все вечно толкаются и перебивают.
Он вновь вздохнул, повторил: «Не знаю!» – и принялся блуждать по метафизическим эмпиреям, где обитали самобичевание и самоуничижение.
– Насколько проще, должно быть, живется, если в человеке есть та крохотная мелочь, которая делает его скорее маниакальным, нежели депрессивным!
– Вы думаете, всё дело в химии?
– Разве нет? Что мы такое, как не простое сочетание элементов?
– Нечто большее, на мой взгляд.
Не желая оставлять частную тему ради общей, он продолжал:
– Правда кроется в том, что я всю жизнь чем-то недоволен. От этого я и умру. Впрочем, я уже умираю. Когда уходит желание жить – это начало смерти.
– Все мы умираем, – нетерпеливо бросила Гарриет.
– Некоторые очень даже живы – посмотрите хотя бы на Гая.
