Прибавив ещё несколько общих строк о свадьбе Элис и Джона, Джулия направилась за конвертом. Переговариваясь со служащим о быстрой доставке её письма, она краем глаза заметила человека, который зашёл, но быстро вышел. Ей показалось, что это был Герберт.
Решив это выяснить, она уже направилась было к выходу, но вспомнила о письме к нему. Без сожаления и трепета она вскрыла его. Письмо было от отца Герберта.
«Сынок,
я понимаю, что ты очень занят, пытаясь приручить эту убогую гордячку, но дела наши совсем плохи. Отец Джулии скоро отдаст богу душу, и она будет сказочно богата. Я не хочу, чтобы эти деньги она подарила церкви или грязным туземцам. Её кузине тоже не обязательно иметь много денег. Своей красотой она может заработать столько, сколько захочет. Кто бы мог подумать, что этот придурок Томас со своими копаниями в чужих костях так угадает с углем! Не знаю, зачем ему сдалась нефть – эта чёрная, вязкая и дурнопахнущая жидкость, но уголь теперь нужен всем. На нём ездят паровозы и пароходы. А вот с воздушными шарами и аэропланами я прогорел. Так что поторопись. Наш дом уже ушёл с молотка. Я теперь живу в дешёвой квартире. Почти всю мебель тоже изъяли кредиторы. Торопись, иначе я окажусь в долговой тюрьме. А там, как ты знаешь моё слабое здоровье, я долго не протяну. И долги выплачивать придётся тебе. С Томасом я постараюсь что-то предпринять, чтобы он не заживался на этом свете. Но тебе нужно действовать. Если нужно, действуй силой. Но действуй, чёрт тебя возьми!
Отец»
Джулия аккуратно сложила письмо. Итак, мало того, что отец считает её дурой, он при смерти. Мало этого, вокруг него вьётся папаша Герберта, чтобы помочь ему быстрее уйти на тот свет. Почему же отец не писал? Возможно, он писал раньше, но эти письма перехватывались. Джулия даже была уверена кем. Она медленно встала. Письмо отца и письмо Герберту она сложила насколько могла меньше. Выйдя из дверей почты, она подозвала Ананда.
– Ананд, я доверяю только тебе, – серьёзно начала она. – Здесь, – Она показала на свёрнутую бумагу. – письмо моего отца. Он не понимает, почему я молчу. А я не получала от него писем довольно давно, сама же писала часто. Кто-то не хочет моего общения с отцом. А ведь он болен и может умереть. Словом, сохрани это письмо, пока оно мне не понадобится. Эти же письма, – Она указала на стопку конвертов для дяди, Элис и Джона, – нужно передать адресатам по возвращении.
– За почтой всегда ездил мистер Герберт, – мрачно сказал Ананд. – Я ему предложил посылать слугу или ездить самому. Но он отказался. Говорил, у него всё равно тут дела и ему по дороге.
– С этим мы разберёмся, – пообещала Джулия. – На сегодня нам тут делать нечего. Поехали домой.
Джулия села в коляску. Ананд пристроился верхом рядом с ней. Кучер хлестнул лошадь и они медленно покатили по дороге.
Город сменился пригородными лачугами, потом постройками, в которых с трудом можно было узнать дома, и помойными ямами.
– Это жилища париев, – произнёс Ананд. – Обычно им и этого не достаётся. Калькутта город большой. Поэтому и париям тут живётся не так плохо, как везде.
Джулия в гневе стиснула руки.
– У вас эти люди хуже скота.
– Да, госпожа. Такова их каста. Такова их доля. Возможно, в другой жизни они родятся раджами, – он невесело усмехнулся.
Джулия откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Она никогда не поймёт такого дикого разграничения людей. В Англии, как и везде, конечно есть сословия. Слуга никогда не станет есть за столом с господином, старьёвщик не постучит в дом крестьянина без веских причин. Но там люди относятся друг к другу как люди. Там не брезгуют разговаривать друг с другом, сидеть на одной скамье в зале ожидания вокзала или ехать в кэбе, в котором до тебя ехал небогатый человек. Хотя, снобы есть везде и всегда. Джулия помнила, как её американская подруга разорялась по поводу английской чопорности и чванства. Но всё же это несравнимо с кастами Индии.
