– Даже так? Твой народ считает его царем, на худой конец спасителем. А что будет, если я отдам приказ его арестовать, не говоря уж о распятии?
– Народ поймёт меня. Народ будет на моей стороне. Я смогу убедить эти заблудшие души и направить на путь истинный их сердца. Главное, чтобы мне не мешали. А этот самозванец мне очень мешает. Тебе не приходило в голову, почему его поддерживает толпа? Ведь сколько подобных ему безумцев бродит по стране, чародействует, пророчествует и смущает народ – почему он? Пусть даже и царских кровей – мне о том не ведомо. Но до меня доходили слухи, что его семья из Парфии. Что его мать служила ткачихой в тамошнем храме, пока не вышла замуж. И что же? Парфянский царь на троне Иудеи! Кому это выгодно? Кому выгодны его призывы к смирению, эти «кесарю кесарево», эти «если вы без греха – судите»? Уж не Риму ли? Не тебе, префект? Разве не проще иметь покорных подданных, да ещё если эта покорность освящена богом этих подданных?
– Ты обвиняешь Рим в заговоре?
– Не Рим. А вот ты вполне мог бы сыграть с нами такую жестокую шутку. Ведь и тебе ведомы наши пророчества. Хотя бы часть. Почему нет?
– Я воин, а не политик. Мне нет нужды играть в эти глупые игры.
– Ты префект. А значит обязан быть политиком. Что до игр – не всякая политическая игра глупа, если она поначалу непонятна.
– О боги! Что за проклятый город! Что за проклятая страна! – Префект прошёлся по колоннаде.
Иосиф Каиафа молчал. На его бесстрастном лице живы были только глаза, горевшие мрачным фанатизмом и ненавистью к прокуратору.
– Вера скрепляет народы, – наконец произнёс он. – А раскол ведёт к войне. Ты этого хочешь? Я знаю, тебе и всем римлянам наплевать на иудеев и их веру. Вам нужны территории и рабы. Но не играй на национальных чувствах, префект. Не подсовывай чужеземцев в наши вожди.
– Я тоже знаю, что чаще всего мои неприятности связаны с тем, какие доносы, кляузы и сплетни ты посылаешь своему царю Ироду, которого презираешь, и самому кесарю Тиберию, которого ненавидишь. Я знаю, что благодаря тебе и твоим воинственным речам я снял щиты кесаря, за что меня презирает легат Сирии и чуть ли не прилюдно называет трусом и твоим рабом. Что благодаря тебе я убрал статуи кесаря и не построил водопровод, без которого вы задохнётесь в своих нечистотах. Я тоже это всё знаю. Я знаю, что твой Храм набит золотом, как дворовая собака блохами, что ты и твои священники купаетесь в нем, не зная, куда его девать. В то время как твой народ нередко голодает на улицах твоего Города Мира. Ты не за религию ратуешь, а за власть свою. Ты не веры этого нищего проповедника боишься, кто бы он ни был, а боишься, что твой народ восстанет, но не против Рима, а против тебя. И да, мне наплевать на вашу страну и ваш самонадеянный народ. За гордыню ваш бог вас карал столько раз, но вы до сих пор не учли его уроки и не услышали его голоса.
Первосвященник, сжав губы, помолчал.
– Что ты, язычник, имеющий легион богов и ни в одного всерьёз не верящий, можешь знать про мою веру и моего Бога? – наконец сказал он. – Что ты можешь знать о том, как нас Бог любит, испытывает или карает? Что ты вообще знаешь об истории моего народа? О том, как он появился и как любил своего Бога? И всё же наш Бог, хоть и наказывает нас как суровый отец, но он и защищает нас от врагов наших, – Голос Каиафы гремел под сводами колонн, набирая силу. – Что случилось с Помпеем, посмевшим пройти за завесу храма, наше святое место? Его голова была принесена в дар Цезарю. Голову и правую руку Красса, посмевшего забрать храмовую казну для войны с парфянами, кинули как кость собаке перед пиршественным столом парфянского царя. Легат Сабин, покусившийся на казну святилища, был обезглавлен. Ирод, прозванный глупцами Великим, ограбивший сокровищницу царя Давида, был ещё при жизни изъеден червями, что, очевидно, так повлияло на его мозги, что в помрачении ума он убил любимую жену, трёх сыновей и половину родственников, и скончался в страшных муках, моля окружающих ускорить его смерть. Сокровища Храма и его служители неприкосновенны. Мы служим Богу, как можем. И не наша вина, если это у нас получается лучше, чем у тебя императору или у твоего императора народу, как он любит говорить. Да, я богат. Но это не моё богатство, а Храма. Этого же новоявленного пророка, посмевшего говорить от имени Бога, ждёт та же участь, что и всех врагов иудеев. И ты мне в этом поможешь, префект. Иначе тебя ждёт восстание. А это может совершенно не понравиться Риму.
