Народу на свадебное гуляние собралось не так много, конечно, на то имелись свои причины. Ведь Михаил был родом из других мест, и к нему смогли приехать не шибко большое количество сродственников. Времена, а прошло всего три года после революции, стояли ещё голодные и смутные, попробуй, накорми такую ораву, да ещё и угости со свадебным размахом. Но всё равно, все постарались – ведь первой выдавали, как положено, старшую дочь. Гуляли несколько дней, Михаил и Таисья выглядели очень счастливыми.
Молодые сразу же поселились в доме, предназначенном Таисье в качестве приданого. Дом стоял на той же улице, что и родительский, но на самом углу проулка. Окна его выходили на улицу и в проулок. Дом имел одну особенность – из окна кухни виднелось кладбище. Но человек устроен так, что ко всему привыкает быстро. Уже через пару месяцев молодые хозяева даже не замечали траурных процессий, которые постоянно шествовали мимо их дома, они стали частью их обычной жизни, которая закрутилась и стала отмерять положенные события.
В последний день июля Таисья родила крепкую девочку, очень похожую на мать, и назвали ее Нина. Часто у младенцев через несколько месяцев после рождения меняется цвет волос и глаз, а эта обозначилась миру сразу – своими рыжими волосами в мать, серо-голубыми глазами и веснушками. Эта рыжуха потом всю жизнь занималась выведением веснушек со своего лица, но без особого успеха.
Нина росла послушным и здоровым ребенком, не доставляя больших хлопот матери, которая ушла с головой в домашние женские хлопоты. Семью кормил Михаил. Для этого ему приходилось пошевеливаться, а значит, браться за всякую работу, которая подворачивалась под руку.
Начал он с того, что попытался устроиться на завод. Завод славился каслинским литьем еще до революции, знаменитый павильон литья, представленный в Париже на выставке, отливали именно в Каслях. Но за годы, которые потрясли монархию, завод явно захирел, и рабочих требовалось на него всё меньше и меньше, да и тех отбирали. В число счастливчиков Михаил тогда не попал, хотя поначалу он этому даже обрадовался – не хотелось ему чертоломить в подсобных рабочих, привык на свободных крестьянских хлебах.
– И чёрт с ним, с этим заводом, Тася, – в сердцах говорил Михаил, вернувшись домой. – Что я, здоровый мужик, не найду, куда руки приложить?
– Ты, Миша, не фронтовик, тебя поэтому и не взяли, – предположила Таисья. – На завод в первую очередь их берут, им с фронтовиками сподручнее.
– Пожалуй, ты права. Повезло, спасибо матушке, родила меня вовремя, что не угодил в эту военную мясорубку, ни в мировую войну, ни в гражданскую.
– Бабы рассказывают, что появились рыбные артели, мужики вместе сбиваются, чтобы прокормить свои семьи.
– Да, вокруг Каслей столько водищи, значит, и рыбы должно быть много. Обращусь-ка я к дядьке, он подскажет.
На этом они и порешили. Работа в артели оказалась не такой простой, как виделось Михаилу. Хотя рыбу старались добывать круглый год, зимний лов случался не очень богатым, но в остальное время бывало и повеселее: щука, карась, чебак, лещ, окунь, ёрш, а также налим, рипус, сиг, елец, корюшка, линь и плотва – постоянно попадались в сети. Летом ставились ловушки и на раков. Тут очень много зависело от погоды, она и определяла удачу рыбаков.
Михаил попал в артель, которая добывала рыбу на озере Большие Касли. Вода здесь чистая, прозрачная, глубина небольшая – от пяти до девяти метров, иногда там можно видеть, как рыба резвится недалеко от берега.
