Какое-то время в Гражданскую Василий даже партизанил на стороне красных. К 20-му году ему стукнуло уже тридцать, пришло время устраивать свою жизнь. Война, революция, гражданская – всё вроде бы закончилось.
Прежде чем основательно устроиться в Каслях Василий съездил на родину ещё один раз. Снова посмотрел на родные места, но там его ничего не держало, кроме детских воспоминаний – как мать перед сном рассказывала ему сказку про Змея Горыныча.
Касли он выбрал не случайно, один служивый по фронту уж больно красочно, прямо взахлеб, их расписывал, особенно напирая на озера с чистой и прозрачной водой и на рыбное изобилие. Но самым существенным для окончательного решения оказался тот факт, что в городе работал, не смотря на царящую вокруг разруху, большой заводище. Вот на него Василий Константинович и поступил работать, сначала подсобным рабочим, а потом дело пошло.
Вопрос с жильем тоже решился сам собой. Сначала снимал угол у одинокой бабки и помогал ей по хозяйству. Все это время вкалывал как чертяка, копейку к копейке собирал. Мирная жизнь вокруг потихоньку налаживалась, народ начал обустраиваться, и Василий не терял время зря. Присмотрел себе брошенный пустой дом, не совсем еще старый, и как бывший фронтовик и партизан, справил на него нехитрые документы, и начал его отстраивать. А через какое-то время и поселился в нём.
– Василий, мужик ты видный, одни усы чего стоят, – говорила ему его бывшая хозяйка, к которой он иногда заглядывал. – Семью тебе надо заводить, чего одиноким бобылем ходишь? Да и по бабам хватит таскаться.
Да, на Василия вдовы и бабы заглядывались. Судьба у многих складывалась незавидная, война оставила почти всех без мужиков, а Василий был хоть куда – статный, высокий, подвижный, в его руках всё горело. Многие вдовушки привечали его к себе, но у них росли дети, мал мала меньше, а чужую ораву поднимать не хотелось.
– Правда твоя, баба Нюра. Да не знаю, кого выбрать.
– А ты сильно не раздумывай. Выбирай по душе – и не ошибешься. Вон у Злоказовых сколько девок баских, бери любую.
– Подумаю, – отговаривался тот и подкручивал усы.
Действительно, усы у Василия выросли знатные, чапаевские, и усы свои он обихаживал, но такие, как у него носили немногие. Острые, тонкой ниточкой, лихо закрученные по краям.
Василий постоянно работал, обзавелся своим домом, ему стукнуло уже тридцать с хвостиком. Касли стали его новой родиной. Пришло время жениться.
Как всегда, помог случай. На дворе стоял сентябрь. Бабка Нюра, а жили они недалеко друг от друга, позвала к себе помочь по старой памяти опустить собранную картошку в подпол. Когда Василий после рабочей смены зашел к бывшей хозяйке, то застал у неё молодую девушку. Имя у нее оказалось красивое и редкое даже по тем временам – Евдокия. В глаза сразу же бросалась её молодость и неопытность, она была моложе его больше чем на десять лет.
Евдокия и Василий несколько раз взглянули друг на друга. Можно ли увидеть человека первый раз в жизни и понять, что тебе с ним будет хорошо, что по жизни это твой человек? Что ты сможешь ради него оставить своих родителей? Именно это и почувствовала Евдокия, она смутилась и чуть улыбнулась.
Василий, тёртый калач в общении с женским полом, вдруг понял, что его вольная жизнь закончилась. Чтобы скрыть свое смущение, он несколько раз подкрутил свои усы и открыто улыбнулся. Однако вслух обратился к хозяйке:
