– Василий, – говорила она ему, – ты меня знаешь, я этих безобразиев никогда не любила, и терпеть их не собираюсь.
Ответ деда зависел от числа пропущенных стопочек. Градус дискуссии имел явно выраженную прямо пропорциональную зависимость от количества выпитого алкоголя.
– Ладно, Тася, не серчай. Сегодня можно и пропустить по стопочке, потому что революционный праздник.
– Знаю я ваши праздники, вам, мужикам, лишь бы повод найти.
Никто не собирался уступать.
– Циц, женщина! Кто хозяин в доме? Не тебе мне указывать! Не рассчитывай, я по одной половице, да ещё по твоей женской указке ходить не планирую. – Похоже, рюмка уже была по счёту третья, если не четвертая.
– Планирую… Начитался в своих газетах, только зря деньги на них переводишь.
– А самокрутки из махорки, прикажешь, из чего делать? – резонно вставлял дипломатическую фразу Василий Константинович.
Хорошо, если с ними за столом оказывалась любимая внучка, которая приехала на каникулы, и могла внести свою лепту в мирные договоренности. Внучка во время споров помалкивала, а бабка гнула свою линию:
– Ты уже ей сто раз рассказывал, старый хрыч, про этого купца. Все забыл. – Присутствие внучки придавало бабушке уверенности и смелости.
Так незаметно, под эти разговоры, исчезала не только водка, но и с аппетитом поглощался свежеиспеченный пирог с картошкой и солеными грибами.
Бабушка Таисья Кирилловна. Семья. 1920-е годы
Главным человеком в жизни Наташи всегда была бабушка Таисья.
Таисья Кирилловна, когда хлопотала по дому и занималась маленькой Наташей, нет-нет, да и вспоминала свою семью, в которой выросла. В те времена если Бог давал детей, то семьи в основном встречались большие, так и в её семье шесть сестёр и один брат Федор появлялись и росли друг за другом. Таисья родилась первой, и поэтому ухаживать за младшими привыкла с малолетства. Не всех, кого родила, матушка смогла поднять, но так уж получилось. Тасенька, старшая, всегда росла на подхвате первой помощницей матери.
В Касли, по тамошним меркам разросшийся рабочий поселок, их семья переехала из дальней деревни, когда Тася выросла и стала совсем большой девкой. В пятнадцать лет можно было уже начинать задумываться о взрослой жизни, но судьбу свою она встретила позднее, ещё целых два года водила хороводы вместе с незамужними девками.
Так получилось, что внешность Тасе досталась обыкновенная, от отца: коренастая, высокого роста, рыжеволосая. Другие пять сестер оказались в матушку – миловидные, темно-русые или черноволосые, тонкая кость, можно даже сказать, изящные, в общем, не очень приспособленные для крестьянской работы.
Таисья старалась об этом не думать и в зеркало часто не смотреться, не прихорашивалась то и дело, как ее подруги и сестры, когда стали подрастать. Времени на это не хватало, да и чего там такого можно увидеть-то, в этом зеркале?
Из своих сестер она выделяла наособицу двух – Прасковью и Евдокию, самых младших. Пашеньку любила за весёлый и покладистый нрав, та никогда не вредничала и всегда старалась помочь своей старшей сестре. Душенька, так все в семье звали Евдокию, самую младшую из сестёр, росла красавицей. Похоже, ей досталась вся красота матушки: тёмно-синие глаза, точёный носик, тонкие брови вразлет, белозубая улыбка, темно-русые волосы, высокий рост и тонкая кость – всё до капельки переняла от матери. Видимо, за двоих, за себя и за Тасю, получила Евдокия свою яркую внешность. В народе говорят, что если девчонка рождается очень красивой, то она может израстись, подурнеть. Да, так бывает, но это не коснулось Душеньки, она росла и расцветала на глазах с каждым годом.
