Дверь же самой дачи подверглась еще большему эмоционально-мизантропическому воздействию: ее железную нижнюю треть (та, что ниже замков) терзали все той же болгаркой, но у них полетел диск – его обломок так и остался в двери. А запасного, видимо, не было, поэтому дверь оставили в покое.
Первым делом я решил слазать на подловку за пистолетом. С ним я чувствовал бы себя более уверенно. Лестница была приставлена к задней стороне сарая, и я перетащил ее к дому.
На чердаке было, хоть глаз выколи. Под ногами хрустел керамзит. Когда я пошел к дальнему слуховому окошку, что-то запищало, зашуршало кругом и бросилось наутек. Тут пахло медом, и нужно было нагибаться, чтобы не въехать головой во все эти санки, корыта, самовары какие-то черные, висевшие там и сям. Помогая себе фонариком, битый час я обшаривал укромные места вокруг балок и, наконец, нашел пистолет. Он был в бумажном пакете, тыщу раз перемотанном скотчем, и когда я извлек его на свет Божий и хорошенько взял в руку, он пришелся ей как раз в пору. Он был так удобен, что, право слово, не хотелось с ним расставаться.
Я выщелкнул обойму. Она была полна. С предохранителя он снимался легким движением большого пальца. Я сунул его в карман куртки и спустился во двор.
Четыре загнутых гвоздя, державшие раму крайнего слева окна, легко крутились вокруг своей оси. Через пару минут я поддел раму ключом и почти бесшумно вынул ее на снег. Там еще была внутренняя рама с приоткрытой в комнату форточкой. Я взялся за форточку и протолкнул раму внутрь. Она легко поддалась. Залезть в комнату мне ничего не стоило даже в куртке.
Фонарик, который я купил в палатке у вокзала, мне, в общем, тут не пригодился. Глаза быстро привыкли к полумраку дома, и я на полусогнутых прошел вдоль стены большой комнаты, служившей хозяину чем-то вроде гостиной. Нужно было обогнуть старомодный круглый стол, покрытый скатертью с кистями, проскользнуть между огромным раскладным диваном и крохотным журнальным столиком и выйти в маленький коридор. Я не рискнул бы назвать этот дом нежилым – кто-то тут время от времени, безусловно, появлялся и топил печку – было довольно тепло и, судя по запаху, обжито. Нежилые дома пахнут иначе.
Холодильник…
Только сейчас слух отстроился от внешних шумов, и я услышал утробное его тарахтение. Судя по звуку, что-то старое, надежное.
Так оно и оказалось. На кухне, между мойкой и шкафом-пеналом, высилась глыба овального «ЗИЛа» преклонных лет. Я не удержался и открыл дверцу. Вспыхнула лампочка. Бутылок десять нарзана, капуста в пакете, йогурты, кефир – предельно лапидарный набор сторонника здорового образа жизни. Брусок сала в морозилке несколько разнообразил картину. Над холодильником висели большие круглые часы; секундная стрелка бесшумно бежала по кругу, отсчитывая время моей жизни.
Я вернулся в коридор, откуда вели три одинаковые филенчатые двери, – самая левая в комнату, через которую я сюда пробрался. Средняя и правая были заперты. Хольский оказался прав – замки были самыми простыми, к тому же между дверью и косяком наблюдались изрядные щели, пространство для маневра. Я взял с кухни нож и с первого же раза отжал ригель. Давным-давно, в той, прежней своей жизни, я вскрыл штук, наверное, восемьдесят иномарок, и в одной из них затаился ротвейлер. В последний момент я успел подставить ему монтировку вместо руки, но с тех пор когда не совсем санкционированно вхожу в чужое жилье, то стараюсь чем-нибудь обматывать левое предплечье на случай атаки. Тут нашлось махровое полотенце, пахнущее шампунем. В правую руку, понятное дело, я взял пистолет.
