Размороженная зона - страница 19
Спустя пять минут у подъезда остались только несколько местных теток да их дети.
– Ну что, пойдем? – нерешительно сказала одна, делая шаг в сторону.
– Пойдем, – отозвалась другая. – Ой, кажется, зеленщик едет, слышите? Пойдемте скорей, а то не успеем!
С противоположной стороны улицы и правда раздавался громкий крик зеленщика, а вскоре после него должен был прийти молочник. Жизнь продолжалась.
6
Пресс-хата в лагере – это место с особыми законами. Или, вернее, почти совсем без них. Как правило, здесь царит полный беспредел, в этом и назначение пресс-хаты – путем беспредела насаждать «красные» порядки. Конечно, если лагерь живет более-менее спокойно, блатные и администрация особенно не конфликтуют, то обитатели пресс-хаты почти не пересекаются с обычными зэками. Чтобы попасть в это сучье логово, зэку нужно отмочить что-то уж совсем запредельное, довести начальника лагеря до полного озверения.
Но если начинается обострение отношений, то пресс-хата становится мощным оружием в руках администрации. Посадить туда можно любого, формально это даже не наказание, ведь по документам сучий барак, отделенный от всей остальной зоны локалкой, ничем не отличается от прочих. Но это только по документам. На деле населяет сучий барак последнее отребье из числа тягунов-долгосрочников, в основном маньяки и насильники, которых преступный мир уже приговорил. И они идут в СВП, секцию внутреннего правопорядка, становятся на путь исправления, как это именуется официально.
Разумеется, любой правильный блатарь, попавший в сучий барак, оказывается в совершенно безвыходном положении. Единственная надежда – умудриться протащить туда за губой мойку, половинку лезвия бритвы, и полоснуть себя по вене. При удаче можно загреметь в лазарет, перекантоваться недельку-другую там. Правда, удаются такие финты редко, «суки» прекрасно знают обо всех этих блатных хитростях и на входе в свое логово тщательнейшим образом обыскивают каждого вновь прибывшего.
Но попавший после утреннего развода в пресс-хату Казак оказался лишен и этой призрачной возможности. Когда утром зэков выводили на плац, мойки он с собой, разумеется, не прихватил – с какой стати? Ведь ничто не предвещало никаких неприятностей, перевоспитание грянуло как гром среди ясного неба.
Сквозь полуприкрытые глаза Казак рассматривал помещение, в котором только что очнулся. Он уже успел понять, что притащили его в сучье логово, но поскольку раньше он здесь, разумеется, никогда не был, нужно было оценить обстановку. В первую очередь выяснить, много ли тут народу и нет ли чего-нибудь хоть отдаленно напоминающего оружие. Один хрен подыхать, так хоть не задаром.
В голову блатного и мысли не пришло о том, что можно попытаться как-то прогнуться и выжить. Его жизнь закончилась несколько часов назад, перед строем, когда его «законтачили».
Теперь жить, как раньше, он уже не сможет, даже если сумеет как-то отсюда выбраться. Блатные его не примут – закон не позволит. А становиться сукой… Ни за что!
Ничего похожего на оружие поблизости не было. Даже стула какого-нибудь – все они были собраны в противоположном конце барака, где собрались суки. Казак попытался их пересчитать, но получалось у него плохо, перед глазами все еще стояла мутная пелена, а главное, трудно было издали отличить «сук» от живших с ними «петухов», ими же и опущенных.
«Кажется, их штук десять», – подумал блатной.