Я стоял перед величественным Костёлом, центральный вход располагался под сводчатой аркой. Я шагнул в тёмный коридор и тьма поглотила меня.
Очнулся уже дома. Память не вернулась ко мне. Я не помнил ничего, что произошло со мной под сводами этой арки. Передо мной на столе лежал документ, исписанный моим почерком с гербовой печатью:,,Указ его Святейшества Торквемада, Великого Инквизитора Испании…
Все четверо: Антонио, его жена и родители смотрели на меня глазами, полными ужаса. Я продолжал читать,,…признать виновной девицу Анну Ортис в колдовстве и ереси и уготовить ей смерть через сожжение сего дня на базарной площади и т.д.,, Я ждал объяснений.
– Анна – твоя невеста. И ужасно то, что ты принёс эту дурную весть в дом в день вашей помолвки. Сегодня её казнят, и мы не в силах помочь ей.
Все четверо кинулись плача и обнимая меня. Я был тронут, но не более. До меня как будто не доходило случившееся, или как будто речь шла о постороннем человеке. Я не испытывал ничего, кроме ужаса приговора живому существу. Моя голова раскалывалась от тупой боли, все тело было ватным и не управляемым, как во сне.
Вечером площадь гудела от ожидаемой казни. Люди, кровожадные по своей природе пришли на это зрелище с детьми, стариками, животными. Звучал оживленный разговор, обсуждали казнь смакуя подробности. И я был частью этих людей, неотъемлемой частью. Все это было мне чуждо, не понятно, я плакал от жалости к себе, к этим людям, к не сбывшимся мечтам. Слёзы капали на босые ноги. Почему я опять босой? Оглядел ноги окружающих, все были в сандалиях, а я босой. Надо бы спросить брата.
Под бой барабанов и молитвенные песнопения монахи вели рыжеволосую девушку к месту казни. Публика была в восторге, она рукоплескала и улюлюкала в предвкушении представления.
Девушку ввели на помост, привязали к кресту, обложили хворостом. Мне она не показалась знакомой, или я её просто не узнавал. Я всматривался в её лицо, пытаясь угадать знакомые черты, ловил её взгляд, но все тщетно. У меня нигде не екнуло. Её взгляд скользил по толпе, мимолетно столкнулся с моим, и не более. Казалось, она искала кого-то другого. Наконец он остановился далеко за толпой, выше всех голов. Я оглянулся, но ничего не увидел. Может она искала Бога.
Языки пламени охватили хрупкую фигуру девушки. Её лицо ещё не тронуло адское пламя и оно не выражало ничего, ровным счётом ничего. Оно было равнодушным и надменным. Это меня сильно удивило, неужели она не испытывала боли, она горела как свеча, медленно плавясь, не издав ни единого звука. И это было странно. Толпа была разочарованна, она была обманута в своих ожиданиях. Мне тоже показалось, что все это больше похоже на спектакль, нежели на правду.
Утром с братом состоялся разговор. Я принял решение- уйти из этого города подальше. Двинусь в Каталонию, ближе к морю, туда, где начинался мой жизненный путь. Я должен начать все сначала. И быть может, надо быть благодарным Альфонсо за то, что ударив меня по голове- изменил ход моих мыслей. Хорошо что я ничего не помню, меня ничего не держит, я чистый лист бумаги без прошлого, а значит и сожалеть не о чем. Единственно о чем сожалел, так это о расставании с братом и его женой. Они стали мне ещё ближе. И это чувство распирало меня. Быть на службе у инквизиции показалось мне безнравственным, если не сказать преступным. Я стану паломником, странствующим монахом, несущим слово Бога, собирая по пути песни, рассказы, истории человеческих судеб. Воспевая их в своих песнях, слагая о них свои истории.
