Был конец августа. Стояла чудесная тёплая погода. Летняя жара пошла на убыль, но осень пока не наступила. Листва на деревьях ещё не успела окраситься в жёлтые и оранжевые тона и, омытая недавним дождём, блистала изумрудной чистотой. Весь город буквально утопал в зелени. Ярко светило солнце. А над городом вдали высились в туманной серо-голубой дымке снежные вершины величественных гор.
На привокзальной площади, казалось, собрался весь город. Цветастые платья женщин, огромные букеты цветов всех оттенков радуги, красные флаги, транспаранты на здании вокзала – всё было ярко и празднично. Люди были возбуждены, на многих лицах застыло тревожное ожидание. В основном это были женщины и дети, хотя встречались и старики в чистых, наглаженных рубахах, и крайне редко мужчины помоложе в выцветших гимнастёрках.
Среди этой толпы глаз отмечал ладную фигурку молодой женщины. Чёрные кудряшки обрамляли белоснежное округлое лицо. Красивые тёмные глаза и точёный носик дополняли образ. Она держала за руки тёмноволосого мальчугана десяти лет и девочку со светло-золотистыми локонами, рассыпанными по плечам. Ну чем не образ современной мадонны?!
Девчушке шёл четвёртый годик. Она крепко держалась за руку матери и настороженно разглядывала разноликую толпу. В её руках был букетик ярко-красных астр. Временами она забывала про цветы и размахивала ими, пытаясь крутиться на одной ножке, насколько ей позволяла рука матери.
– Да не вертись ты, Наташка! Ну, всю руку оттянула! Потерпи немножко. Скоро наш папочка приедет! А цветы отдай-ка братику, а то от них скоро один веник останется. Вова, возьми-ка у неё букет и держи его как следует!.. Дети, потерпите ещё немножко. Скоро, очень скоро мы будем вместе…
Вдруг лёгкий шёпот, как ветерок, пронёсся по площади и как бы приглушил голоса людей. И, действительно, все перестали разговаривать и притихли. И в тот же миг откуда-то издалека, с правой стороны от станции, раздался долгий, протяжный гудок паровоза. Неожиданно громко заговорил взволнованным женским голосом динамик, висевший на столбе. Но ничего уже нельзя было разобрать в шуме людской толпы, которая всколыхнулась в едином порыве и устремилась на перрон, обтекая здание вокзала с двух сторон.
– Едут! Едут! – раздавались голоса.
Юлия подхватила Наташку на руки, крепко сжала ладошку сына, и её толпою встречающих вынесло на перрон. Уже ближе снова раздался победный гудок паровоза: «Е-ду!… Е-ду!…»
Замедляя ход, мимо толпы встречающих сначала быстро, а потом всё медленнее и медленнее стали мелькать вагоны. В открытых окнах, на подножках виднелись люди в военной форме. Они махали снятыми фуражками, пилотками, бескозырками, что-то кричали. На их гимнастерках вспыхивали в солнечных лучах и тут же гасли золотые и алые огоньки орденов и медалей. Всё было настолько ярко и празднично, что Наташка стала подпрыгивать на руках матери, махать руками и, как все на перроне, звонко закричала: «У – я! У – я!».
Всё медленнее и медленнее проплывал состав мимо перрона. Наконец, он остановился. Тут же из вагонов высыпали люди в военной форме и сразу же перемешались с разноцветной толпой встречающих. Все смеялись, обнимали друг друга, целовались и почему-то многие плакали. Где-то грянул духовой оркестр, заглушая крики людей, зовущих друг друга и пытающихся найти в этой суматохе только кого-то одного, своего единственного.
