И на Платона он ссылается:
«Платон в своих „Законах“ предписывает позорные похороны для того, кто лишил жизни и всего предназначенного ему судьбой своего самого близкого и больше чем друга, то есть самого себя, и сделал это не по общественному приговору и не по причине какой-либо печальной и неизбежной случайности и не из-за невыносимого стыда, а исключительно по трусости и слабости, то есть из малодушия. Презрение к жизни — нелепое чувство, ибо в конечном счёте она — всё, что у нас есть, она — всё наше бытие. Те существа, жизнь которых богаче и лучше нашей, могут осуждать наше бытие, но неестественно, чтобы мы презирали сами себя и пренебрегали собой; ненавидеть и презирать самого себя — это какой-то особый недуг, не встречающийся ни у какого другого создания. Это такая же нелепость, как и наше желание не быть тем, что мы есть. Следствие такого желания не может быть нами оценено, не говоря уже о том, что оно само по себе противоречит и уничтожает себя».
Созвучные мысли можно найти и у Шопенгауэра. Тот тоже утверждал, что человек в отличие от животных имеет полную свободу выбора. Самоубийца же похож на больного, не позволяющего завершить болезненную операцию и предпочитающего сохранение болезни принятию целительного страдания. И нелепо ввиду неизбежных страданий жизни содействовать смерти. Также буддисты, как должно быть тебе известно, осуждают самоубийство как временное решение постоянной проблемы.
И опять возвращаюсь к Монтеню (наскоро Павел выкроил из текста):
«Существуют безрассудные и взбалмошные порывы, толкающие на самоубийство не только отдельных людей, а целые народы […]
Кроме того, в судьбе человеческой бывает иной раз столько внезапных перемен, что трудно судить, в какой мере мы правы, полагая, будто не остаётся больше никакой надежды…»
Павел решительно и воодушевленно водил указательным пальцем по странице книги, бравируя тем, что легко одержал победу в споре.
– И кстати, знаешь что, – продолжал Павел, – сейчас в народе стала популярна версия, что, мол, различного рода энергетические вампиры – кандуки, лембои и прочая нечисть толкают людей к массовому суициду. Ерунда, конечно. Другое дело, что общество может быть заражено социально-психологическими болезнями. Вот Монтень и изучал их проявления.
– И всё же Монтень соглашается с тем, что оправданиями самоубийства могут быть невыносимая болезнь либо опасение худшей смерти. А как полагаешь: был ли в действиях Ладогина мотив вселенского бунта? Я вот тут специально сделал закладку на одном отрывке из «Бесов» Достоевского. Вот – смотри (взгляд Павла скользнул по странице):
« – Если будет всё равно, жить или не жить, то все убьют себя, и вот в чем, может быть, перемена будет.
– Это всё равно. Обман убьют. Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя. Кто смеет убить себя, тот тайну обмана узнал. Дальше нет свободы; тут всё, а дальше нет ничего. Кто смеет убить себя, тот бог. Теперь всякий может сделать, что бога не будет и ничего не будет. Но никто ещё ни разу не сделал.
– Самоубийц миллионы были.
– Но всё не затем, всё со страхом и не для того. Не для того, чтобы страх убить. Кто убьёт себя только для того, чтобы страх убить, тот тотчас бог станет».
– О, Достоевский: Кириллов, Ставрогин – бесы, бесы, ясное дело! Ну нет, ты ошибаешься, думая о мотиве вселенского бунта в действиях парня. Скорее тут не вселенский (точнее – атеистический) бунт, а вселенская тоска, под стать той, что видим в глазах врубелевского Демона: несовместимость мира реального и идеального. Вспомни, что писал твой любимый русский философ об объективации. Николай Бердяев этот момент ой как хорошо прочувствовал! Если что, я могу пояснить свою позицию по суициду, используя собственную, авторскую, модель связи потребностей и мотивов – её подробно описал в диссертации. Уж, коль речь у вас заходила о пирамиде Маслоу, думаю, небезынтересно будет понять целостное устройство личности по этой схеме. Объяснить популярно, что имею в виду?
