Разрешаю себя ненавидеть - страница 29

– Прости… – Я попыталась извиниться. Но рука Ирвинга резко взметнулась, будто он пытался отгородиться от меня и моих извинений или просто выкинуть их в окно, и он тихо сказал:

– Мне твои извинения ни к чему.

Ах так! Мои извинения ему ни к чему. Оказывается, я такое чудовище, что даже не имею права на прощение. Эта обида глубоко засела внутри меня. И конечно, мое настроение ухудшилось, я ощутила боль во всем теле. Мне стало очень горько от его слов, хотя отчего? Мне же все равно, что он обо мне думает. Разве не так? При этом я почему-то вспомнила, как мы смотрели друг на друга тогда, на скале.

Я уткнулась взглядом в свою черную юбку, но краем глаза все же видела черные брюки Ирвинга, его длинную мускулистую ногу, обтянутую штаниной. Мне всегда казалось, что наши парни одеты по-глупому: черное пальто, черная рубашка с эмблемой школы и такие же брюки, на ногах – черные туфли. Но, смотря на Ирвинга, невозможно было сказать, что он в этом выглядит глупо. Как бы я его ни ненавидела, но не могла не признать, что он красив. Руки и тело у него мускулистые, поджарые – последствие занятий спортом. Лицо – не просто милое или симпатичное, а притягательное, как у актеров, которым стоит всего лишь улыбнуться, чтобы вся комната вдруг осветилась. О его полных губах Рашель мне и так все уши прожужжала, а волосы – такие каштановые, тяжелые и прямые, с удачно подобранной прической делали его похожим на модель. Я нередко замечала, что Ирвинг тщательно следит за своей внешностью. И хотелось бы назвать его пидарашкой, но язык не поворачивался. Для этого он был слишком мужественным, с его ростом и фигурой. Немудрено, что вечерами мне звонили девчонки и расспрашивали о нем, говоря что-то типа: «Ах, я его сегодня видела, он такой секси!», или «И не могу понять, как он тебе не нравится, да он – самый-самый классный парень, которого я когда-либо видела». Рашель выражалась более откровенно: «Видела сегодня твоего друга в окно. Бегал в одних коротеньких шортиках с утра. Если бы не хотелось так спать, пристроилась бы к нему. Удачно я встала с утра в туалет, не находишь?» И что мне всем им нужно было отвечать на вопросы, почему мы не миримся? Не миримся, и все. Терпеть его не могу. Особенно теперь, когда он почти со мной не говорит. Да и извинений не принимает. Ужас, когда закончится эта неделя? Как началось с понедельника, так, видимо, будет всю неделю. Плохая карма меня должна была преследовать, я это чувствовала.

Я не ошиблась. Кроме того, что Ирвинг со мной не говорил, его подсадили ко мне на нескольких уроках, а на других он сидел буквально через проход. И я могла наблюдать, с каким презрением и неудовольствием он иногда смотрит на меня. Нет в мире справедливости. Как сказали учителя, так как мы живем в одном доме, ему будет легче идти в ногу с этой программой. Я понимала, что это логично, но мне от этого не легче было. Ирвинг, кажется, еще хуже воспринял соседство со мной. В машине он говорил со мной еще вполне миролюбиво, но на уроках то и дело буркал, если хотел что-то спросить. К концу учебного дня я была на грани того, чтобы попросить пересадить его. Ленч тоже не принес облегчения, все то и дело подходили – то меня поздравить с тем, что я героиня, то с Ирвингом познакомиться. Девушки поедали его голодными глазами, парни хотели разузнать, где он жил, бывал, что видел и каким спортом занимается. В первый же день на него положил глаз тренер по регби. Это означало, что я остаюсь до конца тренировки, чтобы забрать его. Я с начала перемены просто умирала от голода, но к концу ее поняла, что мне так и не удалось даже два раза подряд что-то укусить. Ирвинг же ел с завидным аппетитом.