– Внизу столовая, гостиная, кухня и кабинет отца. Третий этаж принадлежит родителям целиком. А второй – наш, то есть, детей, – сквозь зубы процедила я, понимая, что должна хотя бы изобразить гостеприимство. Я честно старалась, потому что меня так воспитали, и раньше мне не приходилось к кому-то так относиться.
– Ваш этаж, – иронично поправил Ирвинг, и я оглянулась на него, чтобы понять, что он имеет в виду. Смуглое лицо и яркие зеленые глаза были обращены ко мне. – Я в отличие от вас себя ребенком не считаю.
– Повторяй это чаще, может, и остальные поверят, – вдруг огрызнулась я, а когда поняла, что говорю довольно-таки ехидно, момент почти перемирия был упущен.
– Чтобы не возникало вопросов – я не по своей воле пропустил год в школе, – процедил он, тут же утратив всю легкость в голосе, что была до этого, и даже ироническую улыбку. Угрюмость проступила на его лице, глаза стали старше и темнее. Мне стало неуютно рядом с ним, потому что я почувствовала его боль и усталость.
– То есть, хочешь сказать, что ты не тупой, и тебя вовсе не поэтому оставляют? – кинула жестоко я и пошла дальше по лестнице, уже не смотря на него. Смена его настроений меня пугала.
Ярость Ирвинга докатилась до меня теплом его тела, оказавшегося рядом слишком близко и быстрее, чем я успела отстраниться. Он развернул меня на верхней площадке и заставил посмотреть на него. Я уже давно так близко не видела лица парня, и от этого мне стало неуютно. Слишком интимно, чересчур близко для такого знакомства.
– Не будь грубой, деточка. Если я не оценил прелесть твоих кристально серых глаз и розовых губок, это еще не значит, что стоит меня обзывать тупым, – сказал Ирвинг мне и, продолжая смотреть на него вот так, вблизи, я поняла, что он намного интереснее, чем казался на фотографиях. Но вовсе не его привлекательность заставила меня задохнуться, а ярость. Я скинула его руку и подалась назад.
– Какую прелесть?! – возмутилась я. – Может, это тебе нужно быть вежливей, это все же мой…
И тут я замолчала, понимая, что едва не сказала нечто ужасное и непростительное. Я мучительно затаила дыхание, ожидая его реакции.
– Ну… – Лицо Ирвинга стало в один миг темным, замкнутым и почему-то довольным, словно он только и ждал, когда я скажу что-либо подобное, чтобы иметь настоящую причину меня ненавидеть. – Ну же… Говори, что хотела. Твой дом? Поверь, я это прекрасно знаю и нахожусь здесь лишь из-за Майи. Доучиться я мог и в Австралии.
Я почти открыла рот, чтобы извиниться, но не стала этого делать, снова сомкнув губы. Он сам был виноват, и мои слова – только ответная реакция на его поведение. Непонятным было одно – почему эта реакция такая бурная.
– У тебя своя отдельная ванная, а также огромнейший шкаф. Одно окно выходит на море, другое закрывает дерево во дворе, но внизу видно сад.
Это я протарабанила ему в лицо, как уставший гид, который рассказывает одно и то же изо дня в день и мечтает об отпуске. При этом Ирвинг так и не опустил второй руки с моего предплечья. Я начала нервничать, его же лицо даже не дернулось. Оторвав от меня свою руку, он пропустил меня вперед, чтобы я показывала, куда идти.
И хотя мне было неприятно осознавать, что когда он шел сзади, я чувствовала себя незащищенной, это было лучше, чем прожигать в его спине дыру. И когда уже казалось, что коридор не кончится, мы дошли до наших дверей. Я только мельком глянула на свою, чтобы убедиться, не оставила ли Этни под ней корзину с нижним бельем. Хорошо, что она была забывчивая, мне бы не хотелось видеть его гадкую ухмылку по этому поводу. А она бы, несомненно, появилась!
