Еще вчера я бы не отличил ее ни от одной из ее роботоподобных подруг: вечно замороженных каких-то, серых, зажатых, чешущих с умным видом по коридорам универа и одетых в бабушкины тряпки. Но сегодня…
Сегодня я видел ее близко. Глаза цвета океана, уснувшего, затаившегося, готового в любую секунду ожить, чтобы поглотить волнами и огромные встреченные корабли, и добрую часть ни в чем не повинной суши. Серо-голубые, с вкраплениями зеленого. Удивительные! Большие, ясные, немного наивные и печальные.
Ее глаза впились в мое лицо, и на мгновение мне даже показалось, будто они сумели пробить ту бетонную стену недоверия, которую я упорно воздвигал последние месяцы. Пришлось даже мысленно напомнить о данных год назад самому себе обещаниях, восстановить порушенное равновесие и быстро закрыться обратно – ото всех.
В том числе от нее, неуклюжей и странноватой заучки с копной светлых кудряшек. Мысленно я не раз возвращался к моменту, когда протянул ей руку, а она не сразу, но решилась принять помощь. И о том, как лицо после этого накрыло легкой волной исходившего от нее аромата спелых слив и терпкой вишни. Интересно, это был гель для душа или шампунь?
Мы встретились взглядами, и девчонка нахмурилась. Улыбка моментально сползла с ее лица, а губы застыли в напряжении.
– Хорошо, – сухо ответил я другу и решительно сделал шаг внутрь аудитории. – Пять за месяц. Что может быть проще?
Отыскал глазами свободное места и поспешил сесть.
Настя
Увы, к такому я все же оказалась не готова: сердце сбивается с ритма, то ускоряя, то замедляя свой стук, мне трудно дышать.
– Насть, дай ручку, – вдруг прошептал Женя, заставив вздрогнуть.
Лекция уже шла полным ходом, все что-то записывали, а мне все никак не удавалось прийти в себя. Не оглядываясь, передала единственную ручку парню.
Опустила взгляд на чистый лист тетради и тихонько вздохнула. Впервые за все время учебы я нарушала свое правило: записывать слово в слово за лектором или хотя бы предельно внимательно слушать. Не делала сейчас ни того, ни другого. Да еще и ручку отдала.
Марина отвлеклась от конспектирования, чтобы достать из пенала (да-да, у нее был пенал) ручку и передать мне. С ее стороны это была настоящая жертва, ибо такого порядка и строгого учета, которые царили в ее вещах, не было, наверное, даже на секретных госпредприятиях.
– Спасибо, – пробормотала я и снова уставилась на чистый лист. Я не понимала, что говорит профессор, даже не пыталась записывать. Ничего не слышала. Снова и снова вспоминала ту дозу смертельного тока, которая прокатилась по моему телу, стоило только другу Гая указать на меня небрежным движением.
Он что-то говорил в этот момент, довольно ухмыляясь, а мои ладони потели, колени тряслись, мысли метались из стороны в сторону, а дыхание перехватывало от дикого страха и от осознания того, что этот парень только что выбрал меня одной из жертв. Иначе что могли означать его жесты? Раз – и рука метнулась вправо, два – влево, три – в другую сторону, четыре – недалеко от меня. И пять – их взгляды остановились на моем лице. Все просто: пять жертв для чудовищного спора были выбраны – легко, непринужденно и цинично.
Но мне ужасно не хотелось становиться одной из них. Одной из тех, кому станут жестоко пудрить мозги, чтобы потом использовать и выставить на посмешище.
– Чего не пишешь? – спросила Оля.
– А? – рассеянно отозвалась я.
